Любовь и колдовство - Барбара Картленд

— Сюда никто не ходи! — заметил Томас на своем ломаном языке. — Злые духи!

— Духи? — переспросил Андре. — Какое они имеют к этому отношение?

Вместо ответа Томас повернулся и указал на крыльцо. На колонне, среди плетей плюща, Андре, присмотревшись, заметил побелевший сук какого-то дерева, а может быть — кусок веревки.

— Что это? Что ты мне показываешь? — спросил Андре, испытывая необъяснимое волнение.

— Педро уанга — черная магия — зло, — скороговоркой выпалил Томас.

— Глупости, — возразил Андре. — Я не верю в такие вещи, они действуют только на тех, кто в них верит. Ты к моему делу не имеешь отношения, значит, тебе злые духи не повредят. А мне они безразличны, следовательно, и для меня опасности нет. Поэтому все в порядке, — с нажимом сказал Андре, стараясь ободрить слугу. — Не забивай себе голову всякой чепухой!

Заметив, что огорчил Томаса, Андре постарался смягчить свое замечание, возможно, оказавшееся бестактным.

— Прости, Томас, — с сожалением сказал он. — Возможно, я сам напугался не меньше твоего. В этой стране начинаешь легко верить в магию, хоть в черную, хоть в белую…

— А вы подойдите поближе, мсье, — перебил его Томас.

Последовав совету слуги, Андре рассмотрел на колонне веревку толщиной в мужское запястье.

Веревка длиной около двух футов была выкрашена в светло-зеленый цвет, ее концы связывал клочок цветной шерсти, в которую был вплетен пучок цветных перьев, очевидно петушиных.

Часть веревки была покрыта белым налетом вроде плесени, Андре снял его пальцем. Один конец был измазан чем-то коричневым. Андре был уверен, что это запекшаяся кровь.

— Что это, по-твоему? — спросил Андре, почему-то перейдя на шепот.

— Говорю вам, мсье, это зеленая змея Педро уанга. Сильное колдовство — черная магия!

— Откуда она здесь взялась? — удивился Андре.

— Я не понимаю. Я только скажу: кто-то знал, мсье приедет.

— Кто об этом может знать? — растерянно спросил Андре. — Откуда?

Томас взглянул на горы, загадочно ответил:

— Все знают. Разговор барабанов.

— По-твоему, местным колдунам вуду уже известно, что я направляюсь на плантацию де Вилларе? — уточнил Андре. Томас молча кивнул.

— В то, что ты говоришь, очень трудно поверить, — заметил Андре.

Он долго в задумчивости разглядывал веревку и убедился, что висит она здесь недавно.

С гадливостью прикоснувшись к запекшейся коричневой корке и нажав посильнее, Андре заметил, что она еще не совсем высохла. И это, без сомнения, была кровь!

Кроме того, колонна, к которой привязали веревку, была очищена от плюща, тогда как вторая скрывалась под ним целиком.

Очевидно, веревка, изображавшая змею, появилась здесь совсем недавно, возможно, лишь сегодня утром, в крайнем случае, вчера вечером.

— Я ничего не понимаю, Томас, — признался Андре. — Знаю одно; все это мне очень не нравится.

— Не волноваться, мсье, — успокоил Томас. — Найти хороший папалои — дело будет хорошо!

— А что это такое? — не понял Андре.

— Человек.

— Его зовут Папалои?

— Папалои — не имя, — кратко сообщил Томас. — По-вашему, священник, у нас — папалои.

Андре пришел в замешательство.

— Ты что, собираешься разыскать колдуна вуду?

— Конечно! — кивнул Томас.

— Он снимет порчу, которую несет змея? — догадался Андре. — Нам нужен колдун, занимающийся белой магией?

— Так, мсье.

— Мне это кажется самой вопиющей… Вдруг Андре вспомнилась главная заповедь Жака: чтобы стать похожим на мулата, он должен мыслить как мулат.

— Ну хорошо, потеряем пенни, выиграем фунт! — пробормотал он английскую пословицу, смысл которой был едва ли понятен черному слуге.

Чтобы не выдавать в себе иностранца, он должен следовать местным обычаям. А на этом острове жители привыкли по всякому поводу обращаться к колдовству. Что ж, придется последовать их примеру.

— А где же ты найдешь своего папалои? — спросил он Томаса.

— Найду. — Слуга был, как всегда, немногословен.

— Хорошо, я согласен, — кивнул Андре. — А пока дай-ка я сниму эту дрянь!

Содрав со столба веревку, он забросил ее в густые заросли кустарника поблизости от дома.

— Вот видишь, она, по крайней мере, не взорвалась, — улыбнулся он.

Однако, посмотрев на Томаса, он заметил, что тот помрачнел.

— Папалои нет, порча — здесь, — угрюмо сказал Томас. Андре добродушно похлопал слугу по плечу.

— Тогда побыстрее разыщи своего папалои, — попросил он. — И еще: надо найти в доме место для ночлега. Хотелось бы, чтобы на голову не упала крыша, а под ногами не провалился пол.

Глядя на руины, он печально добавил:

— Хотя бы во сне я буду чувствовать себя хозяином плантации де Вилларе, которая принадлежит мне по закону, хотя никто, кроме меня, в это не поверит!

Томас молчал. Помедлив, он ответил, но так тихо, что Андре едва расслышал его слова:

— Дамбалла скажет, где сокровища.

Осторожно спустившись по ступеням, Андре вышел в сад.

Обосновавшись в доме, хоть и разрушенном, и оскверненном, Томас как нельзя лучше воспользовался открывшимися в связи с этим возможностями и приготовил поистине королевский ужин.

Днем, проезжая через деревню, он предложил хозяину купить пару живых кур. Андре запротестовал — он воображал, какой шум поднимут птицы по дороге. Но негр со снисходительной улыбкой заверил его, что они не издадут ни звука.

И действительно, молниеносным движением Томас перевернул кур вниз головой, нажал каждой куда-то лод крыло, они тут же перестали трепыхаться, а он спокойно привязал их будущий ужин к седлу.

У Андре создалось впечатление, что куры впали в летаргический сон, но расспрашивать он не решился. Очевидно, на Гаити этот фокус был известен и малым детям, как это ни было глупо, ему не хотелось предстать перед слугой в смешном свете.

Наголодавшись в предыдущие дни, Андре с нетерпением ожидал ужина, надеясь, что Томас окажется сносным поваром. В том, что негр умеет готовить, он не сомневался. Жак, с его предусмотрительностью, не нанял бы слугу, не способного приготовить что-то съедобное. По-видимому; ой был мастер на все руки.

Как только Андре сообщил о своем желании остаться на ночь в доме, Томас наломал веток, сделал веник и принялся сметать паутину с потолка, после чего выгреб в одной комнате с пола разбитую штукатурку и смахнул с пола пыль.