Хиппи - Пауло Коэльо

Мощные светильники освещали совершенно голую модель, прикрывавшую низ живота тюльпаном. За спиной у нее высился обелиск в центре площади Дам. Карла спросила одного из ассистентов, что происходит.

– Снимаем рекламный плакат по заказу министерства туризма.

– Так вот какую Голландию они хотят впарить иностранцам? Сказать, что люди ходят по городу в чем мать родила?

Ассистент отошел, ничего не ответив. В этот миг съемку прервали, гримерша направилась к модели подкрасить ей правую грудь, а Карла обратилась к другому ассистенту с тем же вопросом. Взмыленный ассистент попросил не мешать, но Карла твердо знала, чего хочет.

– Вы чем-то озабочены. Чем?

– Светом. Быстро смеркается, очень скоро Дам окажется в потемках, – ответил тот, явно желая поскорее отделаться.

– Вы что, не здешний? Начало осени – солнце будет сиять вовсю до семи вечера. Кроме того, в моих силах остановить его.

Ассистент поглядел на нее с недоумением. А она добилась чего хотела – привлекла его внимание.

– Зачем вы снимаете для постера голую женщину, которая прикрывает лобок тюльпаном? Неужели хотите, чтобы иностранцы так воспринимали Голландию?

Ответ прозвучал со сдержанным раздражением:

– Какая Голландия? Кто вам сказал, что вы в Голландии, где окна всегда выходят прямо на улицу, а кружевные занавесочки на них всегда раздвинуты, чтобы всем было видно, что происходит внутри, и убедиться, что никто не грешит, и жизнь каждой семьи – это открытая книга? Вот она Голландия, милая девушка – страна, где правит кальвинизм, где человек грешен по определению, пока не доказано обратное, и грех гнездится у него в сердце, в мозгу, в теле, в каждом его чувстве. И лишь неизреченное милосердие Божье способно спасти иных – но не всех, а лишь избранных. Вы же местная, как вы еще не поняли этого?

Он закурил, не сводя глаз с этой девушки, еще недавно такой заносчивой, а теперь явно сбитой с толку его словами.

– То, что вы видите здесь, милая моя, это не Голландия. Это – Амстердам, город с проститутками в окнах и наркотиками на улицах, город, окруженный невидимым санитарным кордоном. И горе тем, кто осмелится излагать эти идеи за городской чертой. Их ждет не только неласковый прием – они не смогут снять номер в отеле, если не будут одеты надлежащим образом. Вам разве это невдомек? Теперь, будьте добры, отойдите и не мешайте нам работать.

И с этими словами он отошел сам, а Карла осталась стоять как пришибленная. Пауло принялся было утешать ее, но она пробормотала:

– Все так. Все так. Он совершенно прав.

Как это? Почему? У пограничника в ухе была сережка!

– Город обнесен невидимой стеной, – объяснила она. – Вы хотите сходить с ума? Что же, давайте найдем место, где каждый сможет делать все, что ему вздумается, но только не переходя за эту черту, ибо там человека немедленно арестуют за распространение наркотиков, хотя он всего лишь их потребляет сам, а девушку, не надевшую лифчик, – за оскорбление общественной морали. Ибо надо соблюдать приличия и нравственность, иначе страна не сможет двигаться вперед.

Пауло был слегка удивлен. Карла, уже уходя, сказала:

– Давай встретимся здесь же в девять вечера. Я ведь обещала, что покажу тебе НАСТОЯЩИЕ танцы и дам послушать НАСТОЯЩУЮ музыку. И только попробуй не прийти: еще ни один мужчина не манкировал мной.

Карла, кстати, не была вполне уверена, что он придет, и жалела, что не приняла участие в шествии – это еще больше сблизило бы их. Но в конце концов этот риск неизбежно подстерегает каждую пару.

Пару?

«Верю всему, что говорят мне, а потом неизменно оказываюсь обманута, – часто слышала она. – С тобой такого не бывает?»

Разумеется, бывало, но к двадцати трем годам она уже научилась защищаться. А иначе – если перестать доверять людям – превратишься в того, кто постоянно обороняется, кто неспособен любить и неизменно сваливает вину за собственные ошибки на других. Что за удовольствие можно найти в такой жизни?!

Тот, кто уверен в себе, доверяет другим. Ибо знает – если его предадут (а его непременно предадут, ибо это жизнь), он сумеет отплатить сторицей. А жизнь тем и хороша, что если живешь – рискуешь.

То заведение с многообещающим названием «Парадизо», куда собиралась повести его Карла, на деле оказалось… церковью. Выстроенной в XIX веке для одной местной общины – впрочем, уже в середине 50-х годов нашего века стало очевидно, что прихожан становится все меньше и меньше, хотя эта церковь и представляла собой реформированное ответвление лютеранства. В 1965-м, когда содержать ее стало чересчур дорого, и разбежались последние приверженцы, там обосновались хиппи, обнаружившие, что центральный неф – идеальное место для дискуссий, лекций, концертов и политических митингов.

Вскоре полиция выгнала их оттуда, но церковь продолжала пустовать, и хиппи вернулись в еще большем количестве, и властям предстояло решить – применить силу по-настоящему или смириться. Встреча между длинноволосыми оборванцами и респектабельными муниципальными чиновниками кончилась тем, что на месте алтаря разрешили смонтировать сцену с тем условием, что новые хозяева будут платить налог с каждого проданного билета и будут беречь витражи в задней части собора.

Налоги, разумеется, никто и не подумал платить – организаторы утверждали, что все «культурные мероприятия» убыточны, но, кажется, власти не придавали этому значения и не собирались больше никого изгонять. Тем более что витражи всегда были чисто вымыты, трещины быстро заделывались свинцом и цветным стеклом, что лишний раз доказывало славу и красоту Царя Царей. Когда спрашивали, зачем так стараться, хиппи отвечали:

– Затем, что это красиво. И это – плоды большого труда: их надо было придумать, воплотить, поставить на место. Мы пришли сюда показать свое искусство и уважаем искусство наших предшественников.

Когда они вошли, хиппи плясали под музыку, в ту эпоху уже ставшую классикой. Из-за высоченного купола акустика в соборе была не из лучших, но какое значение это имело? Разве помышлял Пауло об акустике, когда распевал на улице «Харе Кришна»? Важно было совсем иное: все веселились, улыбались, покуривали, бросали друг на друга взгляды – иногда обольщающие, иногда просто восхищенные. К этому времени уже не надо было платить ни за вход, ни налоги – муниципалитет теперь не только следил, чтобы не нарушались законы, но и взял на себя все – оплачиваемые из бюджета, – хлопоты по сохранению культурного наследия.

Судя по всему, обнаженной моделью с тюльпаном у лобка дело не ограничилось – власти явно были намерены превратить Амстердам в столицу особого мира, тем более что хиппи вдохнули в город новую жизнь, и, по сведениям Карлы, почти все номера в отелях были заполнены: туристы рвались сюда посмотреть на это племя без вождя, о котором ходили слухи – лживые, разумеется – будто девушки-хиппи всегда готовы заняться любовью с первым встречным.

– Я смотрю, голландцы не дураки.