Тайна турецкого паши - Наталья Александрова

– Ты хорошо поработал, Хасан! Кажется, что это труд одного из великих старых мастеров!

Хасан и сам знал, что миниатюры ему удались. Узоры, выписанные голубой, как весеннее небо, лазурью и красной, как кровь, киноварью, сплетались, как ветви райского древа, на этих ветвях сидели сказочные птицы с прекрасными женскими лицами. Приглядевшись, можно было увидеть скрывающегося в глубине ветвей змея. Так порок прячется от света истинной веры в тени добродетели, так гнусная ложь прячется в тени правды…

– Прекрасная работа! – повторил старший писец. – Сейчас я велю Мустафе соединить твои листы с остальными, а потом ты отнесешь готовую книгу Азам-паше. Пусть он увидит тебя, пусть достойно наградит за работу!

– Благодарю тебя, учитель! – Хасан скромно, как подобает дервишу, склонился перед старшим писцом.

– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!

Старший писец сложил его листы, вышел из кельи, напоследок задержался и проговорил:

– Хорошая работа, но все же впредь работай в общей комнате, вместе с другими мастерами! Такой порядок издавна заведен в текиях нашего ордена!

Едва дверь кельи затворилась за старшим писцом, Хасан открыл шкатулку и достал из нее старый пергамент. Положил его на стол, разгладил…

Чернила поблекли от времени, но линии были по-прежнему прекрасны – видно было, что перед ним работа великого каллиграфа.

Хасан попытался разобрать изящные, как соловьиная трель, буквы…

Это не была арабская вязь, которой пользовались дервиши их текии и все добрые мусульмане, обитающие во владениях султана, да продлит Аллах дни его жизни. Это были буквы латинского алфавита, каким пользуются жители Дубровника и Италии.

К счастью, Хасан знал этот язык, и он смог прочитать латинские буквы, и они сложились в слова, столь прекрасные, что у него захватило дух. Казалось, что сам Аллах, милостивый и милосердный, сложил эти слова в волшебном, неповторимом порядке. В этих словах было все – и печаль о безвозвратно прошедшем или несбывшемся, и радость от красоты и совершенства мира, сотворенного Аллахом, милостивым и милосердным, и сожаление о кратковременности и тленности этой красоты, этого совершенства…

Хасану хотелось читать эти слова снова и снова, он чувствовал себя как путник, много дней шедший по выжженной солнцем пустыне и едва не изнемогший от жажды и наконец добравшийся до источника с чистой родниковой водой…

Хасан застыл над пергаментом, потеряв счет времени.

Он очнулся только тогда, когда дверь кельи скрипнула. Хасан поспешно схватил со стола лист старого пергамента и спрятал у себя за пазухой.

На пороге снова стоял старший писец.

– Ты все еще здесь? – проговорил он строго. – Мустафа соединил листы, отправляйся к паше, отнеси ему книгу! – Он протянул Хасану шелковый футляр, внутри которого угадывалась только что сшитая книга. – Поторапливайся! Паша не любит ждать!

– Вот как ты хочешь, а что-то с ней не то! – заявила Татьяна, неохотно возвращая Андрею смартфон.

– С чего ты взяла? – Он посмотрел очень внимательно, даже озабоченно.

– А с того, что голос у нее какой-то… грустный… нет, не грустный, а встревоженный, даже испуганный. Вообще голос не ее, чувствую я, что она дерганая какая-то.

– Ну, приехала в чужой город, никого там не знает, друзей нет, да еще свекровь…

– Ты хочешь сказать, что у нее свекровь – монстр? – хмыкнула Татьяна. – Ну, это-то как раз можно объяснить. Приехала какая-то девка из провинции, небось окрутила ее сыночка ненаглядного, чтобы квартиру захапать. Они там, в большом городе, только так о нас и думают. Хотя… вроде бы Ника говорила, что у ее мужа своя квартира есть, с мамашей вместе жить не будут…

– А ты… что можешь сказать про ее мужа? – осторожно спросил Андрей. – Как он тебе показался?

– Ничего, – усмехнулась Татьяна, – обаятельный…

Андрей тотчас отвернулся. Вряд ли эта недалекая Танька сможет что-то прочитать по его лицу, но все же он не хотел давать ей повод для насмешек. А что смеяться и сплетничать обязательно будут, он знал. У них в офисе мужчин мало, а тетки эти…

Если узнают, станут шушукаться по углам, хихикать ему вслед, те, что постарше, примут деятельное участие, советы будут давать… о господи, только не это!

Так он думал полгода назад, когда осознал, что влюбился. Влюбился в Нику Соловьеву. Точнее, обратил на нее внимание он сразу, как только пришел работать в эту фирму.

Как она отличалась от остальных! Девчонки вечно хихикали, бегали курить, трепались о мужчинах даже в его присутствии, поскольку сразу же составили о нем нелестное мнение. Тихий, одет скромно, зарабатывает средне, в общем, бесперспективный. На такого и силы тратить не стоит, если уж совсем полные кранты, нет надежды приличного человека найти, тогда и этот сгодится. Да и то…

Он случайно услышал эти слова одной такой… Как же ее… Соня, что ли… Это она после того, как попыталась его завлечь. Он тогда полным идиотом притворился, сделал вид, что вообще ничего не понял. Ага, как же, не поймешь тут, когда зажала его в темном коридорчике, а сама весит чуть не сто кило! Еле он спасся. А потом эта Сонька стала о нем гадости говорить, да еще нарочно громко, чтобы он слышал.

Одно хорошо: Ника никогда с ними не тусовалась, некогда ей было. Уже потом он узнал, что мать у нее болела.

Время шло, он все поглядывал на нее, но как-то проявиться даже не пытался. Матери ее становилось все хуже, он даже хотел помощь предложить, да все никак было не поговорить, кругом люди. И что он мог сделать? Знакомств в медицинском мире у него никаких нет, а поддержка ей нужна только от близкого человека. Которого у нее не было. И как же он хотел им стать!

Потом ее мать умерла. И она совсем окаменела от горя. Как же он хотел ее утешить! Взять ее лицо в свои руки, посмотреть в глаза и твердо сказать, что больше никогда, никогда с ней ничего плохого не случится. Уж он об этом позаботится. Он будет оберегать ее от всех несчастий, даже от мелких житейских неприятностей, он очень постарается сделать ее счастливой.

Но как он мог лезть к ней с утешениями? Кто он ей? И как он мог пользоваться ее слабостью? Вполне возможно, что от тоски и одиночества она бы привязалась к нему, но он не хотел, чтобы она была с ним из чувства благодарности.

Вот такой он человек, возможно, слишком рассудочный и осторожный. Он решил ждать, а пока старался ничем не проявлять свои чувства. Она-то вряд ли заметит в таком состоянии, а офисные дамы – запросто. И начнется… может, кому-то и все равно, но он терпеть не мог, когда обсуждают его чувства.

Прошло несколько месяцев, и он наконец решился. Тогда как раз отмечали какую-то дату образования фирмы, и начальник решил устроить праздник. Лето все-таки, сказал он, будем отмечать на природе. И нанял катер, который отвезет их всех на остров, где никого не будет, кроме них. И весь этот теплый длинный выходной они проведут там. Купание, шашлыки и все такое прочее.