Пока не взошла луна - Надя Хашими

Мы не могли говорить о любви. Это явление мы наблюдали только в стихотворениях, а еще в некоторых песнях из импортных болливудских фильмов, где чем трагичнее разворачивались события, чем суровее были небеса к влюбленной паре, тем крепче становились их чувства. Вот что нам внушали, хоть и невольно. Покойная мать, нежеланный претендент на мою руку, юноша из сада – для превращения моей жизни в потрясающий фильм о любви сошлись все необходимые условия. Мое сердце – сердце подростка – отчаянно колотилось в ожидании завтрашнего дня.

Крепко зажмурив глаза, я пыталась вспомнить последнее стихотворение Балхи, но в памяти остались только две заключительные строки:

Ферейба

8

Когда я вышла из комнаты, Кокогуль как раз стояла на пороге. Ее голос разносился по коридорам. Она кричала все громче, пока не достигла истерической верхней ноты.

Кокогуль пронеслась мимо меня. Я наклонилась поправить чашки, которые она едва не сшибла со стеклянного столика.

– Из дома не выходи. Присматривай за сестрами и молись, чтобы эта новость не подтвердилась! Я пойду и все выясню. Никогда ничего подобного не слышала… Если мне солгали, то я эту сплетницу прокляну! Господи, такого просто быть не может.

Она торопливо прикрыла голову покрывалом, перекинув его длинный конец через плечо. Дверь за ней захлопнулась прежде, чем я успела спросить, куда она пошла и что это за ужасные новости. Я принялась за работу по дому, а в животе что-то сжалось в комок.

Сестры усердно учили уроки и знали обо всем этом не больше, чем уже услышала я сама. Оставалось только ждать Кокогуль.

Прошло два часа, и я начала беспокоиться. Я вышла во двор и распахнула калитку. На нашей тихой улочке не происходило ничего особенного. Стайка ребятишек гонялась за жалкой собачонкой, швыряя в нее мусором. Опираясь на трость, прошел пожилой мужчина. Все выглядело как всегда.

Падар-джан пришел раньше обычного. Я выбивала пыль из подушек в гостиной, не в силах заставить себя усидеть на месте.

– А где мама? Только не говори, что она снова ушла на рынок.

– Нет, падар-джан, я думаю, она пошла навестить подругу. Толком не объяснила, просто сказала, что узнала какие-то страшные новости и надеется, что все это неправда.

– Страшные новости? – Похоже, его обеспокоило и неожиданное отсутствие Кокогуль, и тревога в моем голосе. – И она не сказала, что это за новости?

Я помотала головой.

– Она очень спешила. Выбежала из дома, ничего не объяснив.

Отец тяжело вздохнул и спросил об обеде, решив не горячиться, пока ничего не выяснится. Он мог бы съесть лимон не поморщившись, если бы это помогло сохранить мир в доме.

Отец был голоден, поэтому я позвала брата и сестер, и мы сели за стол, гадая, успеет ли Кокогуль вернуться до того, как я подам обед. Я несла блюдо, полное благоухающего тмином риса, когда ворвалась Кокогуль. Отдуваясь, она бросила чадру на спинку стула. Голос ее в маленьком помещении звучал как рокот:

– О-о-о-ох, Господь, милостивый наш Аллах! Какие ужасные известия!

Она села рядом с отцом, качая головой.

– Какая трагедия обрушилась на нас… Так неожиданно… Никак не могу поверить, что такое могло случиться!

Отец наморщил лоб. Это театральное представление раздражало его.

– Кокогуль, о чем ты говоришь? Скажи, что случилось.

Не обращая на него внимания, она продолжала в своем стиле:

– Я была дома, присматривала за девочками – они делали уроки. А у меня вдобавок было столько стирки и готовки. В общем, забот полон рот, как всегда.

Падар-джан тяжело вздохнул, а я попыталась припомнить, когда в последний раз Кокогуль выстирала хотя бы носок или заглянула в кастрюлю.

– Пришла Хабиба-джан одолжить немного муки. Иногда я думаю, что если бы она платила за все, что у нас берет, то мы зарабатывали бы не хуже, чем владельцы магазинов. Ну ладно, я дала этой ненормальной муку, а потом она заговорила о том, что одна несчастная семья будет читать суру «аль-Фатиху» над телом юного сына, готовя его к погребению, и что все это очень печально. Я спросила, в чьей семье умер сын, и она сказала, что это случилось у богача из деловых кварталов, у аги Фируза.

Я крепко вцепилась в край стола. Кровь отхлынула от моего лица. Я ждала продолжения ее рассказа.

– Когда она сказала это, у меня закружилась голова. Я чуть не упала в обморок прямо там, перед ней, но овладела собой и спросила, с кем из сыновей в той семье это произошло и как. Но она уже спешила домой, да и подробностей все равно не знала. И я сказала, что больше ее не задерживаю, а сама пошла к Фатане-джан, потому что ее деверь живет по соседству с семьей аги Фируза. Фатана знает больше, чем КГБ, и она все мне рассказала! Боже, такое потрясение для нас! Всего два дня назад…

– Господи, прошу тебя, жена, просто скажи, что случилось!

– Невероятно, просто невероятно! Такое нарочно не придумаешь! Сын аги Фируза возвращался с друзьями домой из кинотеатра. Знаете, говорили, что он учится на инженера, но Фатана сказала, что нигде он не учился после школы. И ту не окончил бы, если бы его отец не надавил как следует на некоторых людей.

Кокогуль смаковала каждое слово своей истории. Несмотря на трагичность ситуации, она не хотела упустить ни единой детали. Она рассказывала это впервые, как бы репетируя, и явно планировала еще не единожды повторить выступление.

– Что ж, возвращался он домой с друзьями, и тут они решили купить на базаре горошка. Что тут скажешь – мальчишки. Десяти шагов не могут пройти, не остановившись чего-то пожевать! Купили они себе гороха, пошли дальше, а сын аги Фируза вдруг начал чесаться – на руках у него выступили красные пятна. Они до угла не успели дойти, как ему стало еще хуже: он кашлял и шатался. Его друзья не могли понять, что с ним, и решили помочь ему дойти домой. Он тогда уже еле ноги переставлял. Они положили его на диван в гостиной. Его несчастная мать была дома. Стоило ей войти и увидеть сына, как она поняла, что произошло. В детстве его от грецких орехов обсыпало такими же красными пятнами. Она позвала его друзей, чтобы они помогли доставить его к врачу, но мальчики уже ушли. Фатана думает, что у них совесть была нечиста и они испугались проблем. Пока мать позвала слугу, пока они притащили его к врачу, он уже и дышать перестал! Скончался!

Кокогуль закрыла лицо руками, глубоко вздохнула и положила на стол ладони. Голос ее теперь звучал мрачно.

– Они просто вне себя от горя и неожиданности. Вот мы сейчас говорим обо всем этом, а они готовят ему похороны вместо свадьбы.

Падар-джан откинулся на спинку стула, чуть приоткрыв рот. Сестры сверлили меня взглядом. Я старалась сохранять лицо бесстрастным, не зная пока, что чувствую, и не желая выдавать свои мысли.