Игра ангела - Карлос Руис Сафон

— Не сомневаюсь. Почему бы не начать с истории доманомер тридцать по улице Флассадерс?

Лицо Клаве обрело сходство с греческой маской.

— Дом с башней?

— Он самый.

— Поверьте, юноша, вы не захотите там жить.

— Почему же?

Клаве понизил голос и шепотом, словно боялся, что у стенесть уши, вынес вердикт похоронным тоном:

— Дом приносит несчастье. Я был в нем, когда мыприходили с нотариусом опечатывать его, и клянусь, в старой части кладбищаМонтжуик намного веселее. С тех пор дом пустует. Это место хранит скверныевоспоминания. Никто не хочет туда ехать.

— Те воспоминания не могут быть хуже моих, и, уверен,они помогут снизить цену, которую за него запрашивают.

— Бывают иногда счета, которых не оплатишь деньгами.

— Можно взглянуть на дом?

Впервые я переступил порог дома с башней мартовским утром вкомпании управляющего, его секретаря и финансового инспектора из банка,выступавшего на правах собственника. Похоже, особняк на много лет глубоко увязв тенетах юридической тяжбы, пока наконец не был передан банку в качестве долгапо кредитному обязательству последнего владельца. Если Клаве не лгал, летдвадцать ни одна живая душа не переступала порога этого дома.

8

Годы спустя, прочитав хроники открытия египетских пирамид скрасочными рассказами британских ученых о том, как они углублялись во тьмутысячелетних погребений с запутанными лабиринтами и наложенными проклятиями, японеволе вспомнил свое первое посещение дома с башней на улице Флассадерс.Секретарь заранее запасся масляным фонарем, поскольку электричество в домпровести никто не удосужился. Инспектор принес набор из пятнадцати ключей,чтобы отпереть больше дюжины замков, надежно скреплявших цепи. Когда открылипортал, из дома пахнуло склепом — тленом и сыростью. Инспектор закашлялся, а управляющий,сохранявший на лице выражение крайнего скепсиса и неодобрения, прижал к губамносовой платок.

— Вы первый, — пригласил он.

Вестибюль представлял собой нечто вроде внутреннего дворикана манер старинных дворцов в наших краях, вымощенный широкими плитами и скаменной парадной лестницей, ведущей к главному входу в жилище. Стекляннаякрыша, сплошь заплеванная голубями и чайками, тускло поблескивала над головой.

— Крыс нет, — сообщил я, очутившись в здании.

— Кое-кому не помешала бы толика хорошего вкуса издравого смысла, — пробормотал управляющий за моей спиной.

Мы взошли по ступеням на лестничную площадку жилого этажа,где банковскому инспектору потребовалось минут десять, чтобы подобрать ключ кзамку. Механизм подался с жалобным стоном, прозвучавшим для меня какприветствие. Дверь отворилась, и за ней открылся бесконечно длинный коридор,где клочьями висела паутина, колыхавшаяся в темноте.

— Боже мой, — прошептал управляющий.

Никто не осмеливался сделать первый шаг, так что мне сновапришлось возглавить экспедицию. Секретарь, подняв фонарь повыше, озирался посторонам с горестным видом.

Инспектор и управляющий таинственно переглянулись. Заметив,что я наблюдаю за ними, банкир безмятежно улыбнулся.

— Если избавиться от пыли и немного подновить — этобудет настоящий замок, — сказал он.

— Замок Синей Бороды, — добавил управляющий.

— Давайте не терять оптимизма, — ринулся спасатьположение инспектор. — В доме некоторое время никто не жил, и,естественно, в такой ситуации всегда по мелочи что-то неизбежно приходит внегодность.

Я едва обращал на них внимание. Я так долго предавалсямечтам об этом доме, когда проходил мимо его ворот, что почти не замечалцарившей в нем тягостной кладбищенской атмосферы. Я ступал по центральномукоридору, заглядывая в комнаты и кладовые. Сохранившаяся старая мебельпокоилась под толстым покровом пыли. На столе до сих пор лежала истлевшаяскатерть, стоял сервиз и поднос со сгнившими фруктами и цветами. Рюмки иприборы по-прежнему находились на месте, как будто обитатели дома не закончилиужинать.

Шкафы ломились от ношеной одежды, выцветшего белья и обуви.Ящики были доверху набиты фотографиями, очками, ручками и часами, а кроватизаправлены и застелены белыми покрывалами, отсвечивавшими в темноте. Натумбочке красного дерева громоздился монументальный граммофон, заряженныйпластинкой, остановившейся, когда игла доиграла до конца дорожки. Я сдул тонкийслой пыли, и взору открылось название: «Лакримоза»[14] В.А.Моцарта.

— Музыка в доме, — заметил инспектор. — Чегоеще остается пожелать? Вы заживете тут, как паша.

Управляющий метнул на него убийственный взгляд и едвазаметно покачал головой. Мы прошли этаж насквозь до самой галереи в конце, гдена столике стоял кофейный прибор и открытая книга дожидалась, когда кто-нибудь,уютно устроившись в кресле, перевернет страницу.

— Такое впечатление, что дом покинули внезапно, неуспев собрать вещи, — сказал я.

Инспектор кашлянул.

— Не желает ли сеньор осмотреть кабинет?

Кабинет находился на вершине узкой башни. Это было странноесооружение, сердцем которого являлась винтовая лестница, начинавшаяся изглавного коридора. Фасад башни хранил отпечатки следов стольких поколений,сколько помнил этот город. Башня как сторожевая вышка нависала над черепичнымикрышами квартала Рибера и венчалась небольшим барабаном из цветного стекла иметалла, служившим световым фонарем, на крыше которого угнездился флюгер вформе дракона.

Мы взошли вверх по лестнице и очутились в просторнойкомнате. Инспектор торопливо распахнул все окна, впуская воздух и свет.Помещение представляло собой прямоугольный зал с высокими потолками и темнымдеревянным полом. Из четырех огромных арочных окон, смотревших на четырестороны, открывался вид на базилику Санта-Мария-дель-Мар на юге, большой рынокБорн на севере, старый Французский вокзал на востоке, а к западу — набесконечный лабиринт перепутанных друг с другом улиц и бульваров, тянувшихся понаправлению к горе Тибидабо.

— Ну, что скажете? Чудесно! — с воодушевлением воскликнулинспектор.

Управляющий смотрел вокруг без восторга, не скрываянеодобрения. Его секретарь по-прежнему держал фонарь высоко над головой, хотя вэтом уже не было никакой необходимости. Я приблизился к одному из панорамныхокон и окунулся в небо, завороженный.

Вся Барселона, казалось, лежала у моих ног, и мне хотелосьверить, что, когда я открою эти окна в новом своем жилище, городские улицыстанут нашептывать мне по вечерам всякие истории и поверять тайны, чтобы яперенес их на бумагу и рассказал тем, кто согласится послушать. Видаль обладалроскошной и величественной мраморной башней в самой высокой и фешенебельнойчасти Педральбес, стоявшей в окружении гор, деревьев и небес обетованных. Уменя же будет роковая крепостная башня, возвышающаяся над самыми старыми исумрачными улицами города, окруженная миазмами и мглой некрополя, который поэтыи убийцы окрестили «огненной розой».