Брак по-американски - Анна Левина

— Да ты только послушай! — не сдавался Яшка. — Горе у меня, тётка любимая умерла, вчера хоронили. Так я на кладбище, во время похорон, очень хорошего товарища для тебя присмотрел, хочу дать твой телефон.

— Надеюсь, он ещё жив, товарищ твой? — съязвила я.

— Жив, конечно, ты что! Очень даже симпатичный!

— Яша, умоляю тебя, оставь ты меня в покое, мне твои симпатичные уже в печёнках!

Я в сердцах шмякнула трубку, перевела дух и вдруг расхохоталась. Ну, надо же! Целых триста долларов!

Ну, а вы знаете себе цену? Я теперь знаю. И, учитывая мой возраст и не очень крепкое здоровье, я ещё, оказывается, ого-го, чего и вам желаю!

Дорогие женщины! Берегите своих мужей! Самый плохой из них, если только не дерётся, лучше тех, которые придут к вам свататься!

Дорогие мужчины! Берегите своих жён! Они вас терпят, а попадётесь другой женщине, она от ваших фокусов устанет и уйдёт, да ещё и юмористический рассказ про вас напишет. И будет весь мир над вами смеяться!

Люди, любите друг друга!

Маленькая девочка лет пяти гуляла с мамой напротив Дворца Бракосочетаний. Большие красивые машины, одна за другой, отъезжали от подъезда, увозя с собой новоиспечённых молодожёнов.

Каждая машина была наполнена белым воздушным облаком невесты и женихом, похожим на чёрную лакированную палочку, бережно придерживающую облако, чтобы оно случайно не улетело.

— Мама, куда их всех везут? — спросила девочка.

— В новую жизнь, — улыбнувшись, ответила мама.

— Когда я вырасту большая, я тоже хочу быть тётей-невестой и в красивом белом платье уехать в новую жизнь! — мечтательно вздохнула девочка…

Почти все когда-то, молодые и счастливые, уезжали в эту неизвестную, но полную надежд и очарования новую жизнь. Многие, увы, вернулись обратно, усталые, больные и раздражённые. По усам, как говориться, текло, а в рот не попало.

«Как же так? — спрашиваем себя мы. — И почему именно со мной произошёл весь этот ужас?»

Когда мне было пять лет, я пришла из детского сада и выпалила с порога:

— Папа, а ты знаешь, евреи не за нас!

— С чего это ты взяла? — удивился папа.

— Сегодня наша воспитательница Галина Николаевна говорила. А ты не знаешь, так не смейся! — назидательно сказала я голосом Галины Николаевны.

— Между прочим, — тем же тоном передразнил меня папа, — я — еврей, и мама наша тоже еврейка, так же, как твои бабушки, дедушки, дяди и тёти, а, самое главное, ты сама — еврейка!

— Я — шатенка, а еврейкой быть не хочу! Все говорят, они плохие, не за нас! — упрямо стояла на своём я.

— А Чарли Чаплин? Эйнштейн? Карл Маркс?

— И Карл Маркс тоже? — изумилась я.

— Конечно! И все наши друзья, которых ты так любишь, дядя Абраша, тётя Дифа. Мы все — евреи. Ничего плохого в нас нет, и, тем более, мы не можем быть не за нас!

— Я в растерянности отошла от папы и села на диван. Чувствовать себя еврейкой было очень странно и обидно. Вдруг оказалось, что я не такая как все в нашей группе, Люда Петрова, Таня Серебрякова, мои любимые подружки. Но быть как Карл Маркс — очень здорово! Он после Ленина и Сталина — самый главный! Хоть тут повезло!

Я пошла на кухню. Соседка Таисия Ивановна с головой залезла в духовку, засовывая туда что-то необыкновенно вкусно пахнущее.

— Таисия Ивановна, — загадочно произнесла я, — вы знаете, какое счастье?

— Ну? — не вылезая из духовки, пробурчала Таисия Ивановна.

— Карл Маркс — еврей! — с торжеством выдохнула я. — Мне папа сказал!

— Ещё бы! — странно фыркнула Таисия Ивановна, вылезла из духовки и ушла из кухни с таким видом, будто Карл Маркс был не такой, как мы, а такой, как она!

На следующий день в детском саду я подбегала ко всем и гордо объявляла:

— Карл Маркс — еврей, и я тоже!

Никто почему-то не радовался, а Люда Петрова и Таня Серебрякова перестали со мной играть.

За обедом ко мне подошла воспитательница Галина Николаевна.

— Это ты всем рассказываешь про Карла Маркса? — строго спросила она.

— Он — еврей, — уже не так уверенно повторила я и сосем тихо добавила, — и я тоже.

— За столом не болтают! — отрезала Галина Николаевна и больно ущипнула меня за руку.

Вечером, когда я ложилась спать, папа подошёл ко мне, как всегда, сказать «Спокойной ночи!»

— Что это? — нахмурился он, увидев около моего плеча два огромных синяка.

— Это меня Галина Николаевна ущипнула за нашего Карла Маркса. Папа, ты точно знаешь, что он — еврей?

— Точно знаю. Спи, не волнуйся! Спокойной ночи!

Обычно утром мы с папой вместе выходили из дома, переходили через дорогу и шли в разные стороны. Я — в детский сад, папа — на работу. В этот день папа неожиданно пошёл вместе со мной.

Войдя в раздевалку, он подвёл меня к Галине Николаевне и задрал рукав моей кофточки.

— Здравствуйте, — сказал папа, — Карл Маркс — еврей, а я — судебно-медицинский эксперт, и видеть кровоподтёки на теле моей дочери больше не хочу. Договорились?

Лицо у Галины Николаевны покрылось красными пятнами.

— Договорились, — прошептала она и глазами ущипнула меня ещё раз.

Так я впервые почувствовала себя еврейкой…

Когда моему младшему брату было пять лет, он катался на своём трёхколёсном велосипеде и наехал на прохожего. Брат слез с велосипеда и сказал:

— Дядя, простите меня, я нечаянно!

— Ух, ты, еврей паршивый! — ответил прохожий.

Расстроенный брат пришёл домой, рассказал всё, как было, и спросил: