Поезд пишет пароходу - Анна Лихтикман

А потом я выхожу на пенсию. Решаю на старости лет перечитать Агнона, и вдруг как кольнуло: «Меда слаще, зефира нежней…»[6] — помнишь, откуда это?

— Сказка про козочку?

Мага помнила эту сказку. У старика была козочка. Однажды коза пропала. Он искал ее везде и, измучившись вконец, попросил сына, чтобы тот ему помог. Мальчик в конце концов обнаружил беглянку в овраге, за околицей. Она преспокойно стояла в кустах, но вдруг исчезла. Он раздвинул ветки и увидел, что козочка стоит в небольшой пещере. Шагнул к ней — она отступила. Еще несколько шагов, и еще — теперь уже козочка не пятилась, а вела его вперед — пещера все не кончалась. Мальчик с козочкой долго шли по подземному ходу, пока наконец не увидели свет в проеме скалы. Они вышли наружу — над их головами было незнакомое синее небо, а впереди, на холме, — белый город. Оказывается, подземный ход привел их в Иерусалим. Навстречу путникам вышли люди, они приглашали мальчика в свои дома и угощали его от души. Прожив так неделю, сын старика спохватился наконец, что, ослепленный чудом, совсем забыл об отце, который остался в местечке. Он написал ему письмо: «Привяжи веревку к хвосту нашей козочки и ступай за ней. Она приведет тебя ко мне, в Страну Израиля». Сын вложил листок животному в ухо, привел козочку к пещере и приказал идти обратно, в местечко. Старик сидел в своей лачуге и оплакивал мальчика, но внезапно услышал звон знакомого колокольчика. Он вышел во двор. Там преспокойно стояла козочка. «Мой сын погиб во цвете лет, а ты жуешь траву как ни в чем не бывало!» — вскричал старик и зарезал ее.

— Ну да. Это ее молоко было «меда слаще, зефира нежней». Так вот, я вспомнил, что эти слова слышал от Герца тогда же, когда он бредил. Сказку эту каждый школьник знает, но я уже не мог перестать думать. Хорошенькие дела, если едва ли не в центре Иерусалима стоит здание, в которое ведет подземный ход неизвестно откуда, и здание это можно удерживать как крепость много дней и ставить любые условия. В общем, я попросил секретаршу по старой дружбе сообщать мне, если в отделение будут поступать странные жалобы. Совсем уж идиотские записки она просто мне отдавала, вместо того чтобы выкидывать. Теперь у меня небольшая коллекция, — Зив указал рукой куда-то под стол, где стоял его портфель. — Я тебе потом покажу. Теперь ты понимаешь, что я не могу поделиться этим ни с кем? Все, что у меня есть, это бред архитектора-наркомана и бредовые письма стариков. Вот, почитай. — Зив выложил на стол тонкую пачку листов.

«…требую немедленно вернуть мне пропавшие фотографии…»

«…земная гравитация тоже имеет предел терпения… хоп, и все…»

«…потому что средняя температура в действительности гораздо выше, чем нам сообщают, и это нарушает элементарные нормы…»

Это был и в самом деле невнятный бред, жалобы на все и ни на что. Перед ней лежали письма старых людей, которых мало-помалу одолевала деменция. Многие были написаны дрожащим почерком, на замусоленных листах, некоторые — на обратной стороне рекламных флаеров. Отец в последние годы тоже повадился скреплять документы бельевыми прищепками и собирать конверты из-под рекламных листовок. У него весь ящик в письменном столе был ими забит. Говорил, что на них удобно писать списки покупок. Что с ними всеми происходит в старости? Откуда эти новые привычки, отороченные яркой тесьмой безумия?

— Десять лет руководил отделением, мог найти повод, чтобы исследовать парк, — сказал Зив со вздохом. — А теперь, вздумай я этим заняться, придется рассказывать, что собираюсь искать подземный ход. Не хочу на старости лет выглядеть идиотом. Эх, посмотреть бы поближе на всех этих жалобщиков, поговорить с ними. Может, кто-нибудь из них видел что-то необычное в парке. Теперь ты понимаешь, почему мне хотелось бы, чтобы ты там работала?

— Для этого вы меня туда посылаете? Хотите, чтобы я обыскала парк «Чемпиона»? — Мага старалась, чтобы ее голос звучал естественно, потому что идея Зива о подземном ходе кажется ей немного детской.

— Сейчас дожди. На откосах скользко, слякоть. Странно будет выглядеть, если ты начнешь там лазать. А что если вход не в парке, вообще не на улице? Когда будешь вхожа в пансионат, то запросто сможешь бродить по территории, может и высмотришь чего. «Чемпион» постоянно инспектируют: то пожарную безопасность проверяют, то охрану корпусов, но никто и никогда не искал там подземный ход.

Стелла Семейные фото и хорошее настроение

С тех пор как технические объявления стали помещать в рамки, похожие на траурные, их стали охотней читать. Кажется, это новый стратегический ход здешней дирекции, ведь народ в пансионате ленивый, и многих не выманить из комнаты. Я раздумываю, писать ли об этом Голди. Стоит ли сообщать о милых домашних хитростях, которые никому не мешают? Или мешают? Я перечитываю объявление в рамке:

«Открывается ознакомительный курс компьютерной графики. Первое занятие в среду. Тема: создание коллажа. Приносите старые журналы, семейные фото и хорошее настроение!»

Я выбрала этот кружок, хотя здесь есть и другие. Например, «Клуб любителей бега». Там собрались наиболее бодрые из обитателей «Чемпиона». Я уже пару раз сталкивалась с ними, гуляя по парку. Разодетые в дорогие спортивные костюмы ярких цветов, они напоминают стайку тропических рыбок, плывущую между голых февральских деревьев. Издали на это приятно посмотреть. Еще здесь есть кулинарный кружок, который начинается с того, что все покупают по сковородке вок. Судя по голливудским фильмам, романтические отношения после шестидесяти немыслимы без сковородки вок. Говорят, что на первые занятия является весь мужской состав «Чемпиона». Бедняги послушно подкидывают на адовом пламени капусту и шампиньоны, пока всех не затошнит от запаха кунжутного масла. Есть еще преферансисты во главе с Лиором. Эти просто сдружились, и потому их компания самая веселая. Им многие завидуют и распускают о них дурацкие слухи. Одна безумная старуха, вернувшись из очередного маразматического вояжа, рассказывала, что под одним из корпусов расположен огромный зал, где преферансисты устраивают оргии. Глупости, конечно. Я недавно спустилась в подвал, чтобы и о нем написать. Сомневаюсь, что там мог бы быть зал для оргий. Похоже, единственная мрачная тайна подвала — это вредная плесень, и Голди, разумеется, о ней уже уведомлён.

На столе в компьютерном классе разложены ножницы, клей, цветная бумага.

Мага — преподавательница курса — принялась было показывать нам, что можно сделать с фотографиями на компьютере, но выяснилось, что многие здесь и мышку держать не умеют, так что первое занятие превратилось в обыкновенный урок коллажа.

— Ой, что же вы делаете, Стелла?! — Она стоит прямо надо мной. А что я такого делаю? Спокойно вырезаю из цветной фотографии парня в академической шапочке и мантии. «Вы, видимо, пропустили мои объяснения, — говорит Мага. — Мы не работаем с самими снимками, мы вначале создаем копию. Я сканирую ваши фотографии и распечатываю на принтере, а вы вырезаете и клеите». Я пожимаю плечами. По-моему, и так сойдет. «Неужели вам не жаль ваших семейных снимков?» — удивляется Мага. Жаль ли мне красноглазых дипломированных родственников бедного Цви Аврумкина? Нет, совсем не жаль. Они — седьмая вода на киселе. Я изъяла у него лишь небольшой пакет с сослуживцами и дальними родичами — что же мне еще оставалось делать, если в таких местах, как «Чемпион», ты выглядишь странно, если в комоде у тебя нет ни одной фотографии. Но к альбомам, где были дети и внуки Цви, я даже не прикасалась. Бакалавра я собираюсь разместить на фоне букета, вырезанного из объявления о вчерашнем юбилее.