The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография - Хантер Дэвис

Визиты к Ринго получались странноватые. Неугомонный и встревоженный, он бродил по своим владениям. Дома он был эдаким Энди Каппом[27], как Джон и в отличие от Пола, который благодаря дружбе с Джейн Эшер приобрел привычки среднего класса.

Мне думается, Ринго беспокоило будущее. Дни гастролей миновали, и он знал, что в студии его барабанная дробь уже не так важна — тем более теперь, когда появлялись новомодные синтезаторы. То и дело Пол сам садился за барабанную установку, чтобы объяснить, чего хочет. Джон и Джордж уже пресытились битловской жизнью, Пол хотел потянуть время, считая, что они еще многого не сделали, а вот будущее Ринго было туманно. Он слегка поиграл в кино, но в остальном не знал, чем заняться.

Нила Эспинолла и Мэла Эванса, первых гастрольных менеджеров, которые оставались постоянными консультантами и помощниками «Битлз», часто спрашивали, кого из битлов они больше всего любят. Вопрос без ответа, но вполне естественный. Все битлы были так многогранны. Публике казалось, что «симпатичнее» всех Пол и Ринго, хотя я часто встречал людей, которые работали с ними и вечно стонали. В отличие от Джона и Джорджа, эти двое в кулуарах бывали невыносимы, вдруг могли решить, что какой-нибудь помощник или торговец ими пользуется, — особенно если речь шла о деньгах. Джона и Джорджа деньги заботили мало.

Джону было не занимать оригинальности, я это всегда понимал, но от природы Пол был гораздо одареннее. Музыка жила в нем постоянно, и он был наделен способностью извлекать максимум из своих талантов. Джордж был гибридом Джона и Пола — оригинален и талантлив, но иначе, нежели они оба. В отличие от них троих, Ринго был непритязателен, лишен интеллектуальных претензий и не питал иллюзий касательно своей работы и значимости. Он здраво смотрел на вещи и был очень смышлен и остроумен.

Я предвкушал беседы со всеми битлами, но, пожалуй, больше всего мне нравилось общество Джона и Пола. Их интересовала и моя жизнь, и окружающий мир, с ними можно было поговорить на насущные темы — если, конечно, встреча не приходилась на один из тех дней, когда Джон играл в молчанку. Как ни странно, им обоим не хватало простой человеческой болтовни, отчего, видимо, подле них временами и возникали странные люди с нелепыми идеями.

Их жизнь за последние десять лет была настолько экстраординарной, что меня интересовали все их наблюдения и замечания, даже самые наивные. Они долго жили вдали от повседневности и о реальной жизни знали мало. Джон, например, не умел звонить по телефону. За него столько лет звонили другие люди, что он забыл, как это делается.

Они были как образчики иного биологического вида, пришельцы с другой планеты — они смотрели на вещи не так, как мы, обладали чистыми, незамутненными умами и, однако, повидали и пережили такое, о чем мы можем только мечтать. Удивительно, но в них не было высокомерия — ни касательно своей музыки, ни в отношении славы. Они искренне верили, что каждый, если приложит усилия, достигнет всего, чего пожелает. Им ведь удалось — неясно, отчего другие не могут добиться того же. Вся политика «Эппл», пусть идиотская и чокнутая, основывалась на принципе: помоги другому — и он поможет сам себе. Они считали, что образование и любое обучение — пустая трата времени. Они сломали все правила, хотя люди их уверяли, что им ни за что не удастся; они приехали из Ливерпуля, они пели так, как они пели, и считали, что остальные тоже так могут.

Они постоянно что-то искали, особенно Джон и Джордж, но не знали, что именно, и после лихорадочных лет битломании ощущали в жизни пустоту. С тех пор такое чувство настигает любую суперзвезду, а может, и любого миллионера, выигравшего в тотализатор, бинго или лотерею, если, конечно, у него есть хоть какие-то мозги.

Меня тоже спрашивали, кто из битлов мне нравится больше. И я отвечал, что мой любимый битл — тот, с кем я общался последним. Нил и Мэл всегда говорили так, и поэтому я хотел наблюдать за битлами вечно, а не переходить к будничной фиксации истории на бумаге.

К началу 1968 года я все еще брал интервью и собрал заметок на сто пятьдесят тысяч слов. Книгу о британских университетах я почти позабыл. Сначала думал опять изменить название на «Выпуск 1968-го», потом решил вообще плюнуть. К тому же начались студенческие забастовки и демонстрации, и переменилась сама суть университетской жизни.

Я занимался только «Битлз», хотя по-прежнему откладывал момент, когда надо было сесть за письменный стол. С громоподобным успехом вышел альбом «Sergeant Pepper» — он изменил представление о «Битлз» у тех, кто все еще полагал их преходящей модой. Все менялось, не хотелось ничего пропустить, однако было ясно, что скоро настанет пора остановиться и оформить уже собранный материал. На каждом альбоме «Битлз» с 1963-го до 1968-го было что-то новое. А вдруг я сейчас брошу — и упущу новый поворот в развитии музыки?

Увлекательнее всего было на Эбби-роуд. Джон, дома вечно сонный, преображался, переступая порог студии. Работая с Полом, он словно оживал. Если не мог закончить песню, Пол ему помогал. Оба оставались самими собой, каждый творил собственную музыку, но оба как будто поднимали друг друга к высотам. А если заходили в тупик и две музыкальные темы не склеивались, как в «A Day in the Life», приходил Джордж Мартин и все сплавлял воедино.

Обычно Джон и Пол после обеда собирались у Пола на Кавендиш-авеню в Сент-Джонс-Вуд, уходили на верхний этаж, где примеривались к новым идейкам, пришедшим в голову одному или другому. Все очень неформально, в дом забегали и зависали близкие друзья и родственники, делались перерывы на яичницу, тосты и чай. К вечеру ехали в студию на Эбби-роуд неподалеку, туда приходили Джордж и Ринго, и все становилось серьезнее. Во время работы посторонних туда не пускали.

Джон и Пол на обратных сторонах конвертов и на клочках бумаги записывали последние версии текстов или вариации песен, над которыми работали, и отдавали Ринго, чтобы тот был в курсе дела. По ходу что-то в песне менялось, что-то добавлялось.

Под конец сессий, уже утром, я подбирал эти обрывки — спрашивал, можно ли их взять, они же явно больше не нужны. Битлы никогда не возражали. Куча таких заметок попросту выкидывалась — пусть уборщики сметут. Сами битлы не хранили ни сувениров, ни вырезок, ни бумажных клочков. Жизнь годами летела так стремительно, что им было не до коллекционирования мусора.

Я знаю, что Пол и Джордж уже в зрелом возрасте жалели об этом и пытались собрать свое прошлое. Я отдал Джорджу оригинал «Blue Jay Way», написанный в Калифорнии на оборотной стороне чьего-то письма. Джордж думал, этот документ навсегда потерян. А Полу я отдал его план «Magical Mystery Tour» — Пол записал его в 1968 году для моей книги, объяснял суть своей идеи, но в книгу это все не поместилось. Моя коллекция заметок, подаренных ими лично, сильно поредела после того, как наш дом обокрали, — я лишился пластинок с автографами битлов. Наверняка воры даже не поняли, сколь велика ценность похищенного. Я часто думаю, где-то теперь моя коллекция, и потому пристально слежу за аукционами «Сотбис». Теперь я жалею только, что мало клочков подобрал с пола в студии.