Сталин и женщины - Дмитрий Верхотуров

Комиссии по выдаче разрешений собрали обширный статистический материал, говорящий о том, что на аборт женщин толкала сильнейшая нужда и тяжелые бытовые условия. К примеру, из выборки 8859 разрешений на аборт, выданных комиссиями, в 44,3 % случаях причиной была нехватка материальных средств, то есть нищета. В городах 59 % женщин делали аборты в возрасте 20–29 лет, обычно после первого ребенка. Основную массу обращающихся за абортами женщин составляли жены рабочих и служащих. В деревнях женщины обращались за абортами в возрасте 29–45 лет, обычно после третьего ребенка[57].

Не менее показательной была статистика по жилищным условиям обратившихся за абортом женщин. Из 4016 женщин, сделавших аборты в 1924 году, 1774 проживали вчетвером в одной комнате и 1028 – втроем в одной комнате. Это 69,7 % случаев. Для сравнения: только 259 женщин, проживающих в отдельной комнате, и 590 женщин, проживающих в комнате с мужем, сделали аборты.

Вывод был однозначен: «Острый жилищный кризис, который мы переживаем почти во всех городах, резко отражается на обращаемости за абортами, даже более – является, по-видимому, одной из наиболее частых причин абортов»[58].

Понять положение женщин можно. Принести младенца в комнату, где уже живут четверо взрослых жильцов, означало обречь на невыносимую жизнь и ребенка, и взрослых. Ночные кормления и крик голодного младенца (не будем забывать, что в голодные послевоенные годы проблем с грудным молоком у кормящих женщин было очень много) быстро измотали бы взрослых. Скученное население подобных жилищ неизбежно приводило к антисанитарии, что ставило жизнь и здоровье ребенка под серьезную угрозу.

Собственно, выше уже говорилось, что плохие жилищные условия были одной из главных причин высокой младенческой смертности. На съезде докладчик по вопросу абортов даже сделала вывод, что ощутимое снижение детской смертности было приобретено отчасти разрешением абортов и часть детской смертности просто перешла в категорию абортов.

По поводу абортов высказывалось множество всяких аргументов морально-нравственного свойства, что, мол, они способствуют разврату и потому их надо запретить. В докладе же статистика неопровержимо доказывала обратное: аборты имели исключительно социальные причины. Перед съездом отдел охраны материнства и младенчества Наркомздрава СССР провел исследование положения в этой области в ряде европейских стран, в частности, в Германии, Великобритании, Франции, Австрии. Например, в Германии аборты были запрещены и практиковалось уголовное преследование женщин, их сделавших. При этом клиники процветали, и на тысячи осужденных за аборт женщин приходились единичные случаи осуждения врачей, производивших прерывание беременности.

Между тем статистика показала, что в Берлине при запрете абортов их делалось 5–6 на 1000 человек населения города, а в Ленинграде, с разрешенными абортами, тоже было 5–6 случаев на 1000 человек населения[59]. Запрет не оказывал существенного влияния на частоту абортов.

Потому было совершенно очевидно, что снизить число абортов или же вообще их устранить можно только улучшением материального благосостояния населения и в особенности массовым жилищным строительством.

Вот в этом месте возник вопрос о семейном праве и уравнении прав замужества и сожительства. В.П. Лебедева говорила в своем докладе на съезде, что отдел по охране материнства и младенчества, ею возглавляемый, принимал участие в обсуждении нового Семейного кодекса РСФСР и категорически высказался против уравнения в правах гражданского брака с зарегистрированным. Лебедевой пришлось выдержать жесткий напор и обвинения в консерватизме. Но и у нее была железная логика. С ее точки зрения, такое решение означало фактическое введение многоженства.

Коль скоро брак регистрировать необязательно, то мужчина может сходиться и жить с разными женщинами, оставлять одну гражданскую жену и находить себе другую. Никто ему запретить не может. Если в таком сожительстве рождались дети, то рано или поздно гражданские жены попадали в трудное положение. Проект закона утверждал за ними право на алименты от гражданского мужа.

Но что делать, если таких гражданских жен с детьми оказалось две, три или четыре? Мужчины в те времена были в основной своей массе не в состоянии содержать несколько женщин с детьми. Сталкиваясь с невозможностью истребовать алименты, женщины с детьми просто лишались бы помощи от отцов их детей[60]. С трудоустройством же женщин с детьми тогда, в годы НЭПа, были серьезные проблемы, которые, в частности, обусловили возрождение проституции. Потому В.П. Лебедева требовала, чтобы все браки регистрировались, и этим обеспечивалась бы помощь со стороны отцов.

После некоторой дискуссии в ноябре 1926 года был принят новый Кодекс законов о браке, семье и опеке, статья 1 которого устанавливала регистрацию брака, но с оговоркой в статье 3 о праве лиц, фактически находящихся в брачных отношениях, в любое время свой брак зарегистрировать с указанием срока фактической совместной жизни.

Статья 6 устанавливала также, что брак нельзя регистрировать, если хотя бы одно лицо состоит в зарегистрированном или незарегистрированном браке. Таким образом, точка зрения В.П. Лебедевой победила и была закреплена законом.

С этого закона в СССР прекратилась практика уравнения в правах замужества и сожительства женщин, было запрещено явочное распространение многоженства. Одновременно это был наиболее сильный удар по свободной любви, после чего эта тема уже больше не поднималась. Советское государство на первое место поставило права матери и ребенка.

В начале 1930-х годов в СССР была предпринята первая серьезная попытка кардинально изменить и перестроить общество, его быт, обычаи и нравы. В этой масштабной социальной реконструкции женщины занимали очень заметное место, а в целом ряде моментов даже ключевое.

В существующей литературе по истории СССР 1930-х годов имеется серьезный перекос в сторону экономики. Главнейшие темы, разрабатываемые исследователями – индустриализация и коллективизация. Это, конечно, имеет объективные причины. Оба этих процесса были очень важны и оказали колоссальное влияние на дальнейшее развитие Советского Союза. Литература бывает панегирической, с воспеванием успехов, и ниспровергательской, с подчеркиванием и выпячиванием провалов и неудач, а также преступлений, вымышленных или настоящих. Мне этот подход никогда не нравился и своей ангажированной односторонностью, и игнорированием объективных обстоятельств, и тем, что авторы часто отвергали анализ собственных идей и замыслов Сталина и его сторонников. Подавляющая часть литературы о сталинской эпохе представляет собой соревнование и столкновение априорных точек зрения.