Зеркальный вор - Мартин Сэй

— Вполне.

— Вот почему мы играем. Чтоб ощутить изменчивость судьбы. Чтобы столкнуться с неведомым, с великим неведомым. Вы делаете ставку. Колесо крутится. Что будет дальше? Играя, вы готовите себя к смерти. Репетируете смерть. И она начинает притягивать вас к себе.

— Вы задвигаете этот спич для всех клиентов, Саад?

Таксист кхекает — этакий хриплый смешок заядлого курильщика — и хлопает ладонью по рулю.

— Только для вас, мой друг! Только для вас. Потому что вы серьезный человек. Заняты серьезными делами. Я это вижу по вашим глазам.

Кёртис улыбается и не отвечает.

— Взять хотя бы того парня, что умер здесь в прошлом году, — возвращается к теме Саад. — Англичанин. Рок-звезда.

— Не пойму, о ком вы.

— Ну как же, Бык. Тот, который всегда стоял на сцене как вкопанный.

Сквозь музыку из радиоприемника пробивается жиденькая электронная мелодия «Марсельезы»: это рингтон телефона Саада.

— Извините, — говорит он и отвечает на звонок. Сперва по-английски, затем переходит на арабский.

Кёртис пытается уловить общий смысл, но вскоре сдается: отдельные слова и фразы кажутся знакомыми, но он не может вспомнить их значения. Такси катит по Пекос-роуд, проезжает мост над безводным, одетым в бетон руслом реки. Домов на боковых улицах становится меньше. Низко над ними ревут двигатели взлетающих боевых самолетов. Кёртис откидывается на спинку сиденья и прикрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на мыслях о Стэнли.

Но Стэнли изворотлив, зацепиться за него не удается даже умозрительно, и Кёртис снова возвращается к мыслям о себе. О своем отце. О Кагами. О Лос-Анджелесе конца пятидесятых. Вот Арт Пеппер плетется в студию «Контемпорари» — белый наркоша со своим многострадальным саксом, в котором треснувшая пробка на стыке деталей заменена обычным лейкопластырем. «Пепер тоже служил в военной полиции, малыш. Охранял тюрьму в Лондоне во время войны». Столбы оранжевого пламени на севере. Почерневшее небо в два часа пополудни. Ядовитый дождь с золой и сажей. «Ижлис» — так по-ихнему будет «сидеть!», «инхад» — «встать!», «са туффатташ илаан» — «сейчас вы будете обысканы»…

Саад все еще болтает по телефону, перемежая арабскую речь английскими и французскими словами: «оранжевая тревога», «Эйр-Канада», «maison de passe»[9], «Фламинго-роуд», «dépanneur»[10], «о боже!», «Аладдин», «une ville lumière»[11], «он просто мудак, забудь о нем». Над их головами проносится F-15; Кёртис его не видит, но узнает по звуку двигателей. Они уже заехали далеко на юг от авиабазы и приближаются к северо-восточному концу долины. На холмах впереди маячат ряды белых домиков с красными черепичными крышами, которые вплотную подступают к границам авиабазы.

Кёртис уже начинает беспокоиться — что, если Саад, заболтавшись, пропустил нужный поворот? — когда они сворачивают в переулок за автозаправкой на углу бульвара Норт-Голливуд. Теперь вокруг только частное жилье, причем по мере продвижения вглубь квартала дома становятся все больше и новее, а расстояния между ними увеличиваются, пока собственно здания вообще не исчезают из виду — вдоль дороги тянутся только заборы с высокими решетчатыми воротами на подъездных аллеях. Водитель понижает передачу, и машина ползет в гору мимо гравийных карьеров и старого цементного завода, выписывая зигзаги среди осыпей, высохших ручьев и укрепленных габионами откосов. Наконец, после головокружительного поворота, они достигают гребня холма, откуда взору открывается вся долина, включая башни Стрипа, с «Луксором» и «Стратосферой» на флангах, и вдали снежный пик Чарльстона — гроздь белых пятен, как будто подвешенная в воздухе, ибо склоны горы растворились в послеполуденной дымке.

Впереди мигает желтым светофор перед выездом на поперечное двухполосное шоссе, по которому в эту минуту несколько джипов везут на прицепах лодки из стеклопластика. Но Саад, не доезжая шоссе, резко берет влево, и такси ныряет в узкую, совсем недавно прорубленную в скале выемку. Впереди появляется надпись на большой плите светлого известняка: «ЖИВОЕ СЕРЕБРО, казино и курорт». Средних размеров автостоянка имеет форму полумесяца, повторяя изгиб склона; вдоль ее верхнего края выстроились «кадиллаки» и «линкольны» с небольшой примесью «лексусов» и «мерседесов». Пандусы зигзагами тянутся по склону, как оголенные корни деревьев; все места для инвалидов на парковке заняты.

Такси подъезжает к главному входу, представляющему собой портик с массивным дубовым архитравом и толстыми колоннами с отделкой из крупной речной гальки. Несколько бледнокожих синеволосых дам стоят в тени портика, держа на согнутых локтях бинго-сумочки и пластиковую тару для монет. У дверей висит бело-зеленый плакат с призывом: «НАЙДИ ГОРШОК ЗОЛОТА В ЖИВОМ СЕРЕБРЕ! День святого Патрика 17 марта».

Саад заканчивает свой телефонный марафон.

— Вот мы и приехали, мой друг, — говорит он. — Я уверен, здесь вам повезет.

— Это оказалось дальше, чем я ожидал, — говорит Кёртис, выуживая Деймоновы баксы из своего бумажника.

— Дальше практически некуда. За холмом уже земля правительства, затем озеро — и все.

— Не знал, что в таких местах разрешается строить казино.

Саад пожимает плечами:

— Зависит от того, сколько ты готов заплатить. И от того, кто твои друзья. Если с этим порядок, делай что хочешь.

Кёртис передает ему в отверстие свернутые купюры, и Саад принимает их с отработанной беспечностью, глядя на клиента в зеркало заднего вида. В его глазах заговорщицкая улыбка. Как будто им обоим доступно некое тайное знание об этом мире.

Кёртис вылезает из машины, а затем наклоняется к окну водителя.

— Еще секунду, Саад, — говорит он, — у тебя есть визитка?

Такси отъезжает, Кёртис глядит на карточку. «Саад Абугрейша», — написано там. И номер телефона.

Тротуар перед входом в казино, который из окна машины казался выложенным брусчаткой, в действительности слегка пружинит под ногами, — похоже, он сделан из молотых старых покрышек. Кёртис перекатывается с пятки на носок, проверяя его упругость и попутно вспоминая пол в кабинете физиотерапии военно-морского госпиталя в Бетесде, где он познакомился с Даниэллой.

Меж тем освобожденное Саадом место занимает кургузый автобус с эмблемой казино «Живое серебро»: стилизованная индейская пиктограмма в виде летящего ворона с разинутым клювом и хитровато поблескивающим глазом. Из автобуса выбирается группа старичков, которым помогают сопровождающие — пара юнцов с широченными улыбками и лужеными глотками. Синевласые дамы у портика терпеливо пережидают процесс высадки, чтобы потом забраться внутрь. Кёртис какое-то время стоит у дверей и созерцает эту сцену, сам не зная зачем. Потом разворачивается и входит в здание.