Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 2 - Александр Дюма

– Ах, монсеньор, какая жестокость! – воскликнул он.

– Почему?

– Вот уже четверть часа, как я умоляю вас отпереть, а вы даже не отвечаете.

– Запомните раз навсегда: я не терплю, чтобы меня беспокоили во время работы. Хотя вы, Гурвиль, и составляете исключение, я все же хочу, чтобы для других мое запрещение оставалось в силе.

– В такую минуту, монсеньор, я готов разбить, снести, опрокинуть всякие запреты, все двери, замки и стены.

– Ого! Значит, случилось что-нибудь очень важное? – спросил Фуке.

– Очень.

– Что же произошло? – продолжал Фуке, слегка обеспокоенный волнением своего ближайшего сотрудника.

– Учреждена тайная судебная палата.

– Мне это известно. Но разве она уже собралась?

– Не только собралась, монсеньор, но уже успела вынести приговор…

– Приговор? – произнес министр, побледнев и с дрожью, которую он не мог скрыть. – Кому же?

– Вашим друзьям.

– Лиодо и д’Эмери?

– Да, монсеньор.

– К чему же они приговорены?

– К смертной казни.

– Не может быть! Нет, это невозможно!.. Вы ошибаетесь, Гурвиль.

– Вот копия приговора, который сегодня должен быть подписан королем. Быть может, он уже подписал его.

Фуке схватил бумагу, быстро пробежал ее и возвратил Гурвилю со словами:

– Король не подпишет этого приговора.

– Монсеньор, Кольбер – смелый советчик… Опасайтесь его.

– Опять Кольбер! – воскликнул Фуке. – Вот уж два-три дня я беспрерывно слышу это имя! Слишком много чести для такого ничтожества. Пусть Кольбер появится, и я рассмотрю его; пусть он поднимет голову, и я раздавлю его; но согласитесь, что бороться можно только с таким противником, который хоть что-нибудь собой представляет.

– Терпение, монсеньор, вы не знаете Кольбера… Постарайтесь его изучить. Это один из темных финансовых дельцов, подобных метеорам, которых никогда не видишь до их разрушительного вторжения. Появление их гибельно.

– О, Гурвиль, это уж слишком, – возразил Фуке улыбаясь. – Меня не так-то легко запугать, друг мой. Кольбер – метеор! Черт возьми! Мы еще посмотрим, что это за метеор… Давайте мне факты, а не слова. Что он сделал до сих пор?

– Он заказал парижскому палачу две виселицы, – сказал Гурвиль.

Фуке поднял голову, и в глазах его сверкнула молния.

– Вы уверены в том, что это правда? – вскричал он.

– Вот вам доказательство, монсеньор.

И Гурвиль протянул Фуке записку одного из секретарей городской ратуши, верного сторонника суперинтенданта.

– Да, действительно, – пробормотал Фуке, – воздвигается эшафот… Но король не подписал, Гурвиль, и не подпишет приговора!

– Это мы скоро узнаем, – заметил Гурвиль.

– Каким образом?

– Если приговор подписан королем, виселицы сегодня же вечером будут отправлены к городской ратуше, чтобы завтра утром можно было их поставить.

– Нет, нет! – снова воскликнул Фуке. – Все вы ошибаетесь и вводите меня в заблуждение. Не дальше как позавчера у меня был Лиодо, а три дня назад я получил от бедняги д’Эмери сиракузское вино.

– Это только доказывает, – возразил Гурвиль, – что судебная палата была собрана тайно, совещалась в отсутствие обвиняемых, и как только дело было закончено, их арестовали.

– Разве они арестованы? Но как, где, когда?

– Лиодо – вчера на рассвете, д’Эмери – позавчера вечером, когда он возвращался от своей любовницы; их исчезновение никого не встревожило, но внезапно Кольбер сорвал маску и приказал обнародовать это дело. О нем теперь кричат на всех улицах Парижа, и, по правде говоря, только вы, монсеньор, не знаете об этом событии.

Фуке с возрастающим волнением ходил взад и вперед по комнате.

– Что вы думаете предпринять, монсеньор? – спросил Гурвиль.

– Если бы все это было верно, я отправился бы к королю. Но прежде чем ехать в Лувр, я побываю в городской ратуше. Если приговор утвержден, тогда посмотрим. Едем же! Откройте дверь, Гурвиль.

– Осторожнее, – предупредил тот. – Там аббат Фуке.

– Ах, мой брат, – с горечью сказал Фуке. – Значит, он узнал какую-нибудь скверную новость и, по своему обыкновению, рад поднести ее мне! Да, черт возьми, уж если явился мой брат, то мои дела действительно плохи. Что ж вы не сказали мне раньше? Я б скорее поверил всему.

– Монсеньор клевещет на господина аббата! – смеясь, произнес Гурвиль. – Он пришел вовсе не с дурным намерением.

– Ах, Гурвиль, вы еще заступаетесь за этого безалаберного, бессердечного человека, за этого неисправимого мота?

– Не сердитесь, монсеньор.

– Что это сегодня с вами, Гурвиль? Вы защищаете даже аббата Фуке.

– Ах, монсеньор, во всем есть своя хорошая сторона.

– По-вашему, и у тех разбойников, которых аббат держит у себя и спаивает, есть свои хорошие стороны?

– Обстоятельства могут так сложиться, монсеньор, что вы рады будете иметь под рукой и этих разбойников.

– Значит, ты советуешь мне помириться с аббатом? – иронически спросил Фуке.

– Я вам советую не ссориться с сотней молодцов, которые, соединив свои шпаги, могут окружить стальным кольцом три тысячи человек.

Фуке бросил на собеседника быстрый взгляд.

– Вы правы, Гурвиль, – произнес он. – Впустите сюда аббата Фуке! – крикнул он дежурившему у дверей лакею.

Через две минуты на пороге кабинета с глубоким поклоном показался аббат Фуке. Это был человек лет за сорок, полусвященник, полувоин, смесь отчаянного забияки и монаха. При нем не было шпаги, но заметно было, что он носит при себе пистолеты.

Фуке приветствовал его скорее как министр, чем как старший брат.

– Чем могу служить, господин аббат? – спросил он.

– Ого, каким тоном вы говорите, брат мой! – воскликнул аббат.

– Тоном занятого человека.

Аббат с ехидством взглянул на Гурвиля, с беспокойством на брата и произнес:

– Сегодня вечером я должен уплатить господину де Брежи триста пистолей… Карточный долг – долг чести.

– Дальше? – спросил Фуке, уверенный, что из-за таких пустяков аббат не стал бы его беспокоить.

– Тысячу пистолей мяснику, который не хочет больше отпускать в долг.

– Дальше?

– Тысячу двести портному, – продолжал аббат. – Этот болван не отдает мне одежды, заказанной для семерых моих слуг. Это компрометирует меня, и моя любовница грозится заменить меня откупщиком, что было бы унизительно для церкви.