Дневник призывателя - Юлия Ставицкая

В этих снах нет ничего такого. Просто стою на краю платформы, в сотый раз перечитывая название станции. Площадь Революции. Что-то не так в этой надписи и оно мне не дает покоя. Буквы что ли не такие? Или цвет. А какой он там в реальности?

Я морщусь и отворачиваюсь. Поезд прибудет через двенадцать минут. Так долго. Почему? Обычно интервал составляет от двух до шести минут. Больше не бывает – я проверял. Но тут двенадцать. Правда, во сне мне это не кажется странным.

Вокруг спокойно стоят или ходят люди. Кто-то так же щупает статуи, прося об исполнении своего желания. Ежеминутного, а может и всей жизни. В первом случае это забава, во втором отчаяние. Всего в нишах каждой из арок установлено семьдесят шесть бронзовых фигур, запечатлевших советских людей. Я где-то читал, что раньше их было ровно на четыре больше, но в далеком сорок седьмом они были сняты в связи с открытием восточного наземного вестибюля. Образов же гораздо меньше. Если точно помню, то восемнадцать. Все они расставлены в хронологическом порядке, замершем между семнадцатым и тридцать седьмым годом прошлого века. То есть все они отображают дух тех, кто прошел гражданку, но еще не видел Великой Отечественной. Период, обещающий светлое будущее.

Люди его не увидели. Впрочем, как и статуи, которые пришлось восстанавливать после их путешествия в Среднюю Азию. Повезло, что они были не штучными. Жаль, что людей так возвратить нельзя – они уникальны. По крайней мере, абсолютно похожих точно нет. Даже близнецы имеют незначительные, но различия.

Почти все статуи, кроме пионеров, не стоят на ногах, а потому одно время ходила злобная шутка о том, что «на станции показано, что весь советский народ или сидит, или стоит на коленях». Мне она не нравилась. Была в ней некая горечь, и даже обида. Просто фигуры из того времени, которое не вернуть. А чем можно себя успокоить? Только злостью. И не важно, на кого именно злиться, главное спустить пар.

Так люди, пережившие ужас войны, пускали слух о том, что в каждую статую вмурован немецкий военнопленный. Чушь, конечно, но им душу грело. Делало эти фигурки чем-то особенным.

К тому же желания исполняет далеко не каждая – у них есть свой характер и особенности. Некоторые статуи трут просто за компанию, как, рабочего с гранатой. Исполняет ли его граната желания не известно, но люди активно начинают поиск своего счастья именно с нее. Натерли уже до блеска. Видимо, им виднее, как и что надо. А вот вторая скульптура – солдат с винтовкой – вроде как сулит хороший день каждому, кто к ней прикоснется, что и понятно – приклад натерт сильнее гранаты.

Финансисты и деловые люди отдадут свое предпочтение матросу с наганом. Не знаю, как связан наган и заключение сделки, но трогают. У второго же матроса сей инструмент просто-напросто воруют. Видимо, чтобы наверняка все прошло удачно.

Немного смеюсь. Мне кажется, что статуи наблюдают за людьми. Смотрят на них и решают, кому помочь, а кому нет.

Мечтатели, к которым я себя не особо-то и отношу, идут к сигнальщику. Он воплощает в жизнь сокровенное. Как поднимут флаг на судне, таков и будет день.

А самым известным можно назвать пограничника – почти все лавры ушли к нему. По-моему, из-за наличия собаки, ведь именно ее затирают до дыр. Лапы, бедра, нос. По поверью это приносит удачу. А особой любовью собачек окружают студенты. Правда, я что-то в это все не верю, впрочем, я и студентом-то еще не являюсь. Кто знает, может, поступлю, и тоже буду щупать собачьи носы, чтобы получить «зачет».

А вот девушка с петухом выделяется тем, что единственная приносит несчастья. Если потрогать клюв птички, то человека обязательно настигнет что-то плохое, если не ужасное. Беды так сказать заклюют. Хотя смельчаки есть и будут во все времена. Я сомневаюсь в силе петуха, но все же не трогаю его. Мало ли.

Особенно зная мою особенность. Моргаю, гляжу на мир иначе, рассматривая, как плесенью расползаются остаточные эмоции людей. Некоторые детали тускнеют, становятся похожими на рисунок мелом на доске. Рваные линии, отпечатки пальцев. Тут только каркас, а тут уже есть цвет. Будто картинку наложили на реальность.

Задумался. Статуи так немного светятся – они заряжены надеждами людей. Меня же больше привлекает замурованный проход. Там я всегда кого-то вижу – человека, что замер на периферии моего зрения. Но стоит мне обернуться, как незнакомец исчезает. Я не знаю, кто он, моя верная тень, кочующая из сна в сон, но я неизменно ему благодарен. Что-то внутри меня радо чувствовать этот взгляд, словно он и есть мое спасение. Хотя, может, что именно так оно и есть, если подумать. Ведь его голос я слышу каждый раз, да? В каждом сне он шепчет мне, помогает. Он словно хочет что-то поведать, но одергивает себя. Еще не время. Еще рано.

Вообще, именно из-за него я начал искать информацию о метро в целом и об этой станции в частности. Почему-то же я вижу его именно здесь. У всего должна быть причина.

Просто так даже мухи не летают.

Так я узнал, много интересного, пусть и не особо полезного. Например, то, что Иосиф Виссарионович уделял внимание оккультным наукам, а особенно такой личности, как Яков Брюс. Да, огромное количество его трудов кануло в небытие вместе с пожаром, но по легенде в Сухаревой башне все же были обнаружены спрятанные записи. А если быть точнее, то сама черная книга колдуна. Вот именно она, как считается, и попала в руки к вождю.

Брюс же еще в восемнадцатом столетии составил астрологическую карту Москвы. Он рассчитал все аномальные зоны, а так же оставил массу советов по поводу того, что и как следует строить. И главное, с какой целью. Так можно предположить, что его книгой вовсю руководствовались при проектировании первых линий. Еще метро вполне могло быть инструментом для воздействия на сознание, как небезызвестные пирамиды или дольмены. Признаюсь, что первые видел только на картинках в школьных учебниках, да на паре фотографий особо удачливых знакомых. Так что утверждать об их силе или влиянии не смею. А вот дольмены совсем иное дело. Были мы с дедом пару раз на юге и приобщились так сказать к этой культуре. И кроет там просто нереально. Кажется, что чувствуешь и слышишь гораздо больше, чем обычно. А какой там сладкий воздух! Ммм. Прелестно.