Мемуары младенца - Олег Батлук

«Повидал».

Знаем мы, что в жизни повидал этот интересный человек. VHS-кассета BASF, Германия, 180 минут.

Все самые главные тайны мироздания мы, советские дети, открывали вместе с дверью шкафа. Возможно, это вообще не связано с советскостью нашего детства: во все времена в юном возрасте шкаф – сакральный объект, как в Нарнии.

В пионерском лагере мы с девочками любили играть в игру со странным названием «кис мяу». Ее суть состояла в следующем. Каждый по очереди поворачивался спиной к остальным. Ведущий указывал пальцем на кого-то в толпе и говорил «кис». Если стоявший спиной отвечал «брысь», водящий продолжал. Если «мяу», тот, на кого указали, целовался с тем, кто стоял спиной. Поцелуи совершались под контролем амуров в стенном шкафу. Такая незамысловатая завязка простенького порнофильма.

Как-то раз мне выпала судьбоносная миссия стоять спиной. Я говорил «брысь» уже довольно долго, тем самым как бы показывая всем, что я крепкий орешек и еще поломаюсь. И вдруг на свое последнее «брысь» я услышал за спиной устрашающий бас:

«Нет, не брысь!»

Я даже не успел толком обернуться, как чьи-то сильные руки утащили меня в зияющий мрак шкафа. Я, грешным делом, даже успел предположить, что меня похитил местный физрук, внезапно помешавшийся и влюбившийся в меня с первого взгляда.

Но нет. Хуже. В шкаф меня уволокла ровесница, на две головы выше меня, здоровенная деваха с мужеподобным басом. Из-за нее все мальчики лагеря боялись играть в эту мегаэротическую при других обстоятельствах игру.

Из шкафа я вернулся другим. Мудрым, задумчивым, седым ребенком. Ребята утешали меня, надруганного, как могли, приговаривая, что гигантесса сделала это со мной не со зла, а по большой неразделенной любви. Хороша версия, но, увы. Сейчас я не сомневаюсь, что малолетняя Жанна Д’Арк выбрала меня просто потому, что я, нежный беззлобный цветок, показался ей наиболее уязвимым и легко доступным.

До сих пор, тридцать лет спустя, в тревожных предутренних снах я пересматриваю эту сцену с документальной точностью: в бездонном сумраке шкафа большие шрекообразные руки ощупывают мою крохотную черепушку, притягивают ее к себе, и две гигантские губки, каждая в три раза больше, чем у меня в ванной, засасывают меня пылесосом так, что внутри у меня что-то отчаянно хрустит.

Скорее всего, это хрустели мои молочные зубы.

В тринадцать лет я впервые попал на море. В полузакрытый ведомственный пионерлагерь, в котором готовили морских котиков. Ладно, котиков не готовили, но некий отбор существовал.

Из своей первой поездки на море я запомнил кипарисы, зарницы и девочку с ногами.

Имя девочки я забыл. В памяти остались только ее ноги как олицетворение всей девочки. Такая девочка – синекдоха.

В тринадцать лет я уже начал подозревать, что ноги девочкам даны не только для ходьбы. А еще – для ослепления очей и сведения с ума.

У нас с ней было все серьезно. Однажды в кладовке я поцеловал ее в нос, а она меня в плечо. В кладовке было очень темно, и мы немножко промахнулись.

Всю смену девочка с ногами дефилировала передо мной в каком-то магическом сиянии. Возможно, меня просто слепило солнце – курорт все-таки. Возможно, что-то ярче него.

Все шло к тому, что я уеду из этого лагеря глубоко женатым человеком. Ну, по меркам тринадцатилетних. Я даже написал своей избраннице что-то страшно лирическое в альбом (тогда у девочек были альбомы), как Пушкин Смирновой.

За несколько дней до окончания смены мы большой компанией сидели под теми самыми кипарисами и наблюдали те самые зарницы. Даже у двоечников на глаза наворачивались стихи. И тут моя девочка с ногами подошла ко мне и неожиданно сказала:

«Знаешь, что? А ты ведь не Олег Батлук».

«А кто?» – робко поинтересовался я.

«Ты – Олег Б…дь».

И она захохотала. И сияние вокруг нее мгновенно исчезло.

Раньше ее смех казался мне звоном маленьких колокольчиков в лапках добрых белочек. В тот раз он напоминал нездоровый кашель старых болезненных гномиков.

В ее понимании это была классная шутка. Игра слов, звукопись. Возможно, потом она стала известной поэтессой. Оставим этот полемический вопрос на суд потомков.

В тот момент надо мной нависла реальная угроза проходить остаток смены «Олегом Б…дью»: известно, как в подростковой среде прилипчивы прозвища.

Но, к моему удивлению, кроме девочки с ногами никто не засмеялся.

Более того, девочка с глазами сказала:

«Фу, как глупо».

У девочки, которая это сказала, были удивительные глаза: с длинными ресницами, широко распахнутые, такие глаза-бабочки.

Я посмотрел на нее и вдруг подумал о том, как я мог всю смену не замечать этих невероятных крылатых глаз.

Из лагеря я уезжал глубоко женатым на девочке с глазами.

И с наглядным доказательством того, что зеркало души – это все-таки не ноги.

Одну знакомую, мою ровесницу, как-то раз вызвали в школу к сыну на родительское собрание. Она мама современного старшеклассника.

На собрании разбиралось вопиющее поведение класса, в котором учится ее сын. Так обозначили тему встречи педагоги. Классы уже другие, а поведение учеников по-прежнему «вопиющее», как в моем детстве.

Вопиющее поведение заключалось в следующем. Класс долго ждал на урок учительницу. Она сильно опаздывала, и через пятнадцать минут ученики в полном составе встали и ушли, оставив учительнице записку.

На собрании классная руководительница долго возмущалась нынешним состоянием молодежи, признавалась в своем неверии в их будущее и умывала (фигурально) руки в бессилии повлиять на развращенные умы.

По словам знакомой, она все собрание проерзала в предвкушении того момента, когда им наконец озвучат содержание оставленной школьниками записки. Как модный шоураннер, классная нагнетала по полной, приберегая заветный «бабамс!» под финал.

В какой-то момент от дефицита информации моя знакомая начала гадать, вспоминая свои собственные школьные годы в СССР. Как они детьми рисовали на доске «череп и кости», подбрасывали учителям записочки «здесь был Фантомас», запускали в класс бродячих котов и даже, было дело, одного бродячего нетрезвого старшеклассника. Знакомая все больше нервничала и предполагала ужасное.

Наконец, под нажимом родителей, классная руководительница все же решилась огласить содержание страшной улики.

«Мы не Хатико, ждать не будем», – говорилось в записке.

Да, расслабились современные педагоги. Их бы в нашу советскую средневековую школу с его черепами и Фантомасами…

Уроки труда в советских школах способствовали тунеядству.