Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

— Всё! Пошли!

— Аркаша! Но я прямо слышу их мысли! «Как такая красивая женщина могла настолько опуститься, так разожраться?!». Мне стыдно.

— Прекрасно! Уже какое-то чувство. Стыд — начало всех начал.

— И ещё — злоба. Я испытываю приливы злобы. От их радости, что я так… так выгляжу.

— Злоба — это вообще живительный коктейль. Что правда, злобу свою ты варишь сама. Никто из тех, кто любит, не испытывает радости, глядя нынче на тебя.

— Вот именно!

— Я знаю, что ты готова заниматься софистикой и риторикой ещё несколько часов кряду, лишь бы не идти к гостям. Но мы сейчас встанем. Ты пойдёшь к шкафу. И сменишь свой бесформенный балахон на более парадный бесформенный балахон. Я отвернусь.

— Ага! Отвернусь… Кто бы и когда раньше отворачивался, когда Танька Мальцева переодевается!

— Хорошо. Я буду смотреть. После тридцати лет в акушерстве — ты вряд ли меня поразишь необъятностью форм. Ну сколько сейчас в тебе кил? Семьдесят?

Татьяна Георгиевна уже подошла к шкафу.

— Семьдесят пять. Только никому не говори. Даже Панину. Особенно Панину! И — отвернись!

— Тебя не поймёшь! Так мне смотреть или отвернуться?

— Отвернись, но подглядывай. Что я тебя учу хорошим мужским манерам, как какого-то интерна…

Мальцева осеклась.

— Аркадий Петрович, его-то хоть там нет?

— С какого перепугу?! Сборище старое и статусное. Молодым врачам на дне рождения дочери замминистра — не место. Никаким боком. Всё, хорош резину тянуть!

Находись сторонний наблюдатель в подвале с друзьями, он бы и не понял, что там, наверху, наступает планетарный праздник. Важно ли для Планеты рождение Нового года или нового человека? Замечает ли сам человек рождённый в глубинах его новый эритроцит или отживший год эпителий? Что мы для тела Планеты? Важны? Не важны? Мы не замечаем рождённую или умершую отдельную клетку, но каждая клетка — важна для нас. Люди мечтают о бессмертии, а оно уже существует. Точнее — тихо сосуществует рядом с шумными смертными людьми. Клетка — бессмертна. Размножение — секрет бессмертия клеток. Что есть Муся, как не слияние клеток Мальцевой и Панина? Они умрут — но их клетки будут жить. Встречая клетки других. И, значит, ни они, ни другие — не умрут. Но как же тогда, что же тогда…

— Тань! Ты что на старости лет взялась читать всю эту муть?! — Пока Мальцева переодевалась, Святогорский стоял у книжной полки, выудив что-то из завалов и держа несколько брезгливо, чуть не двумя пальцами. — «Переселение душ: мифы и реальность». — Вслух прочитал он. — Этой хренью на дешёвой бумаге, копеечным архаичным методом высокой печати, развлекают себя разве одинокие старые девы, проехавшие в подростковом возрасте остановку «Кастанеда». Но ты! Ты! Интеллектуальная аристократка и успешная баба! Я могу простить человеку попытку всё завершить одним махом. Но ты не успела потерять столько крови, чтобы необратимо отупеть!

— Двумя.

Уже переодевшаяся Мальцева рассматривала своё отражение в небольшом зеркале на стенке шкафа. Делая «приветливое лицо», «радостную улыбку» и прочую мимическую тренировку на тему «изображаем гостеприимство».

— Что — двумя? — Святогорский зашвырнул книжонку в мусорную корзину. — О! Попал!

— Двумя махами. По правому запястью. И по левому. Только не поперёк, как дилетанты. А вдоль.

Она подошла к корзине, вынула брошюрку, отряхнула её от пепла, и положила на стол. Без комментариев. Которых явно ожидал пристально уставившийся на неё старый товарищ.

— Ок. Не пристаю. В тебе уже проснулся милый профессиональный юморок на суицидальные темы. Можно считать положительным прогностическим признаком. Не всё сразу.

— Так что у нас там наверху?

— Тридцать первое декабря, моя дорогая. Тебя угораздило сделать дочери большой подарок — или подложить свинью, — как посмотреть. Родить её аккурат в тот день, когда все люди земли, как умалишённые, двадцать четыре часа подряд с трепетом ждут нового счастья. Но не все дожидаются даже нового года.

Дом действительно был украшен. В отличие от её подвала. Нет, никаких, что называется, Vegas trees. No Vegas in this house. Панин всё обустроил с большим вкусом. Никаких безобразных «дождиков», дешёвых блёсток. Никакого громадья разнокалиберных ёлочных украшений в немыслимых количествах. Хотя, возможно, именно этого и не хватало. Цыганщины, ярмарки. Всё было настолько безупречно стильно, — что хотелось китча. Вроде той неваляшки, производства Тамбовского порохового завода, что всё ещё жила у неё в кабинете… Чёрт! Не в её кабинете. В кабинете Родина. В рабочем кабинете, как бы временно занимаемом Сергеем Станиславовичем. Ну да ладно. Семён не лезет к ней. И она не будет ему портить праздник.

В роскошной студии, метров на пятьдесят, гулянка подбиралась к разгару. Вполне, впрочем, интеллигентному. Солировал Панин. Муся с его рук, похоже, не слезала.

— А вот и наша мамочка пришла!

Не получилось тихонечко проскользнуть с Аркашей за ручку, схватить стакан с подноса у… Панин даже нанял обслугу на праздник. Совсем прям барин.

Выглядел Семён Ильич безупречно. Фигура у него всегда была потрясающая — всё-таки пловец. Не распустившийся пловец. А позднее отцовство его необыкновенно омолодило. И ему невероятно шла Муська, разодетая, как кукла. Роскошная кукла. Безо всяких глупых рюшей и неуместных бантов. Шикарная пацанка, блондинка-очаровашка с богатейшей мимикой, которой она могла выразить всё, что угодно. Да она, собственно, уже и разговаривала. Точнее — попугайничала за Сёмой.

— Наша мамочка плишла! — нежнейшим эхом отозвалась Муся, улыбнувшись Мальцевой. Но ручек к ней не потянула. Напротив — крепко обхватила Семёна за мощную шею, поцеловала в щёку и ещё раз кокетливо улыбнулась маме. Эдакое «мы обоюдно соблюдаем приличия, но ты же понимаешь, чьи в лесу шишки!» Да ну, ерунда! Ей всего лишь год. Шимпанзе! Не выдумывай, Татьяна Георгиевна!

— Вы прекрасно выглядите, Татьяна Георгиевна!

Кто бы сомневался, что первой к ней подскочит именно профессор Денисенко.

— Здравствуйте, Елизавета Петровна. Вы тоже очень…

— Вы расцвели и, простите мне мою откровенность, — профессор понизила голос до игривого «конспиративного» шёпота. — Вы наконец-то стали похожи на женщину, а не на больного подростка! Ну куда уж в вашем возрасте всё под мальчика маскироваться. Кому интересен набор костей!

Судя по всему Елизавета Петровна уже щедро нахлебалась безлимитным спиртным. Лишь бы на здоровье!

Были и Родин с Поцелуевой. Предпочтительно с ними Татьяна Георгиевна и тусовалась — до боя курантов оставалось ещё несколько часов. Сёмины министерские. Которых она тоже очень неплохо знала. Ельский заехал поздравить. И, дождавшись Татьяны Георгиевны, обменявшись с ней парой-тройкой слов, — уехал. Всё-таки он совсем недавно стал отцом. Домой, назад, к сыну и молодой жене. Был даже Волков Иван Спиридонович! Господи, каким макаром он успел стать из претендентов на руку и сердце — другом семьи?! Кажется, очень много прошло мимо Татьяны Георгиевны. Хотя она во всём принимала участие. И не могла не замечать, что Иван — достаточно частый гость в доме. И, разумеется, Аркадий Петрович с супругой.