Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

Не успела Татьяна Георгиевна оглянуться, как наступил её первый официальный рабочий день в должности главного врача огромной многопрофильной больницы, куда некогда — вроде как очень давно, или будто бы вчера, — она пришла интерном. Жизнь имеет две взаимоисключающие тенденции: очень долго тянуться и слишком быстро проходить. Нет, конечно же, ещё не прошла. Время, так сказать, зрелых свершений. Но осталось-то меньше пройденного. Или столько же — если вы из рода потомственных долгожителей. Или — как карта ляжет. Если по одной линии — все умирали строго около семидесяти, зато по другой — катили колесо Сансары под и за стольник. Как карта ляжет, как карта ляжет…

Родин официально был утверждён в должности начмеда по акушерству и гинекологии, а Мальцева стала главным врачом больницы.

Мальцева поймала себя на том, что уже пять минут смотрит на пожизненную секретаршу прежнего главного врача. Главному врачу положена секретарша. О, боги! Зачем?!

«Как её зовут?! Я же знаю! Что-то очень… Железобетонное что-то! Смешное, родное и… ужасное».

— Татьяна Георгиевна. Вы хотите кофе? Чай?

— Да я сама…

Она осмотрела свой новый кабинет. Очень непривычно. Огромный «твой» стол. К нему — приставной. Покруче профессорского. Шкафы с безликими файловыми папками. Бесчисленное количество разнообразных приказов, которые ей теперь предстоит изучать. Приказы, слава богу, у нас штампуют по любому поводу и вовсе без оного.

Секретарша, которая годилась Мальцевой в матери — безо всяких натяжек, — ласково приобняла её за плечи и повела к рабочему месту.

— Да вы сама садитесь, обустраивайтесь. Привыкайте. Врачи вас любят. Вы всю больницу знаете. Справитесь! Никто не справится лучше вас! Никто не хотел человека со стороны. Вот… — Она уже подвела и усадила. — Это ваше место, Татьяна Георгиевна. Так всё-таки кофе, да?

Татьяна Георгиевна кивнула.

— С коньяком. — Скорее констатировала, нежели вопросила секретарша.

Мальцевой оставалось ещё раз кивнуть.

— Вы не переживайте, Татьяна Георгиевна. Вы же знаете должностную инструкцию главного врача?

И Мальцева снова кивнула. Китайский болванчик, а не главный врач!

— Ну и вот! — Бодрым голосом продолжила секретарша. — Не успеете и кофе допить, как…

На столе зазвонил внутренний телефон. Татьяна Георгиевна испуганно уставилась на него. Секретарша взяла трубку и, по-хулигански подмигнув Мальцевой, произнесла с непоколебимой начальственной интонацией:

— Кабинет главного врача!

«Её зовут Людмила Прокофьевна!»

Мальцева еле удержала смешок внутри.

Первый рабочий день никаких ужасов не принёс. Семь ножевых в приёмном покое. («Счастливое число!» — мелькнула у Мальцевой идиотская мысль.) Ей совсем не обязательно было нестись в приёмный покой. Но она зачем-то бежала. Каждый раз. На один из случаев нельзя было, конечно, не полюбоваться. Чистый Тарантино. Мужики поспорили на бабки. Один из них воткнул себе в грудную клетку нож. Не задев жизненно важных органов. Знал куда и как. Был фельдшером в Афгане. А теперь вот взрослые, состоявшиеся и состоятельные мужики, приняв достаточно спиртного, поспорили на немалые деньги. И — вуаля! Просто дикая история!..Но это была не её «веселуха». Это была незамутнённая радость заведующего приёмным покоем главного корпуса. Почему так тянуло в приёмный покой? Потому что кабинет главного врача на первом этаже? Ещё, конечно, было совещание заведующих. Она всех их знала. И все они — знали её. И ещё одно совещание — с начмедами по хирургии, терапии и акушерству-гинекологии. И их она всех знала. С хирургом — вместе немало соли съедено. С начмедом по терапии Панин как-то даже спал. Очень забавно. Ну а Родин — он и в Африке Родин. Что он ей мог рассказать о роддоме такого, чего бы она сама не знала? В гастрохирургии лопнула отопительная труба. В ургентной операционной — прорвало канализацию. Этим занимались заведующие. Но она должна была стать тем, кто любую беду… Кажется, более всего деятельность главврача походит на деятельность завхоза, сантехника, снабженца… Но никак — не на лечебную работу.

Выручил Родин.

— Татьяна Георгиевна, в роддоме сложная девочка. Учитывая, что главный врач у нас теперь — акушер-гинеколог, я вправе запросить консультацию.

— Спасибо! — Обессилено прошептала Мальцева одними губами.

Пошли подвалом.

— Серый, я все халаты и пижамы новые купила. В старые не лезу. Я — жирная корова?

— Таня! Заколебала! Или похудей — или не ной. Впрочем, конечно же конечно, ты и так прекрасная. И удивительная ещё.

— Всё бы тебе хаханьки. … А как там… интерн?

— Он уже не интерн. И не там — а тут, у тебя, в гинекологии.

— У тебя в гинекологии.

— Ну да. — Коротко согласился Родин.

— Ну, а это… Есть у него кто-нибудь?

— Ай-яй-яй! Главврач! Замужем за замминистра! А ведёшь себя…

Мальцева покраснела.

— У Оксанки спросишь. Я за половыми похождениями мужиков не слежу. Пришли. — Он нажал на кнопку вызова лифта. Двери раскрылись. — Прошу!

В лифте стало вдруг легко и просто. Как бывает только когда возвращаешься к себе. Из долгого путешествия. Или из больницы.

В палате обсервации на койке лежала женщина, выглядевшая как ровесница Мальцевой. За руку её держал парень возраста уже-не-интерна Денисова. И взгляд, которым он пялился на неё, никак нельзя было назвать сыновним.

— Беременная Яковлева. Поступила сегодня по Скорой. Недообследована. Беременность первая, тридцать недель, двойня. — Докладывавшая Тыдыбыр перешла на конспиративный шёпот. — Была дезориентирована. Подозрение на алкогольную интоксикацию.

— Да не пьёт она! — Взорвался парень. — Я уже сколько раз всем говорил: не пьёт! Вообще!

— Андрей, успокойся. Это врачи. Они нам только добра желают. — Ласково попросила его беременная Яковлева.

И он стал послушным ягнёнком. Присел на кровать и стал вдруг таким несчастным.

— Так! — сказала Мальцева, оглядывая персонал. — Давайте начнём с начала. С самого начала. С анамнеза.

* * *

Самым началом анамнеза традиционно является анамнез жизни. В случае беременности, в которой всё ещё традиционно — в большинстве случаев, — принимают участие мужчина и женщина — анамнез жизни, собственно, и мужчины и женщины. Анамнез жизни и любви. Последняя всё реже является необходимым условием беременности. Но не в этом случае.

Жил-был хороший парень Андрей Яковлев из хорошей семьи. Даже так: прекрасный парень из прекрасной семьи. И было ему на момент начала этой истории (анамнеза, как это и переводится с латыни) двадцать пять лет. Из окна его комнаты в великолепной родительской квартире была площадь Красная видна. А из окошка его будущей жены было видно только улицы немножко. Где-то на очень дальней окраине, которая в приличных домах и Москвой-то не считается.