Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

Андрей слыл циником и сибаритом, ни в чём себе не отказывающим мажором. Любил гульнуть с размахом. Предпочитая не обременять себя долгосрочными отношениями. Окончил МГИМО и собирался делать карьеру по дипломатической линии. Родители были счастливы и довольны. И даже подарили ему на вручении диплома ключи от квартиры. С привычным ему видом из окна.

И вот однажды забежал он в сетевую ресторацию поесть между делами. Он предпочитал пафосные кабаки или хотя бы претенциозные арт-кафе, но всем иногда хочется просто пожрать. Официантка принесла ему меню — и он остолбенел. Пропал. Влюбился.

Ничего особенного в ней не было. Ни безупречных черт лица. Ни потрясающей гривы волос. Ни тонких нежных рук. Ни ног от ушей. Это была самая обыкновенная провинциалка, которых тьмы в нашем столичном молохе. Выглядела она усталой и безразличной. И была далеко не юна. Невозможно объяснить, чем она так поразила начинающего международника, но факт остаётся фактом: его пробила дрожь, у него резко пропал вот только что присутствовавший волчий аппетит, и всё, что он смог сказать деревянным голосом (это он-то! балагур с глубоким драматическим баритоном!):

— Девушка, когда вы заканчиваете?

И меню ходуном заходило в его руках. Он аккуратно положил его на столик, как будто опасаясь, что оно сбежит.

Девушка скользнула по нему равнодушно-презрительным взглядом, который вырабатывается у официанток и спросила:

— Заказывать будете или ещё подумаете?

И ушла.

Еле выкарабкавшись из-за столика — внезапно он стал мокрым как полевая мышь после майской грозы, — Андрей вышел на улицу. Прийти в себя, прогуляться, проветриться. Но не смог сделать ни шагу, так и простояв сусликом под дверями заведения до окончания её рабочего дня. Его важные дела полетели сегодня в тартарары.

Вышедшая из дверей официантка заметила его. Впрочем, не было никого из работников, кто бы его не заметил. Она подошла к нему, оглядела с ног до головы его модный дорогой прикид. И посмотрела прямо в глаза. Сердце его бешено колотилось.

— Вы маньяк или извращенец? — строго спросила она.

Он лишь бессильно помотал головой. Казалось, она сейчас отвалится.

— Я всего лишь официантка. У меня нет высшего образования. Я была замужем. После развода в родном маленьком городке оставаться не было никакой возможности. Я снимаю крохотную квартирку в ебенях на паях с ещё четырьмя такими же неудачницами, как я. Мне — тридцать лет. Это чтобы не оставалось ни малейшей недоговорённости! — Всё так же строго и даже зло сказала официантка.

— Андрей Яковлев, — всё, что смог выдавить из себя парень.

Официантка взяла его под руку — и они пошли.

Никогда ему ещё не было так легко и хорошо. Андрей Яковлев был совершенно законченно счастлив.

В отличие от его родителей. Которые, конечно же, хотели, чтобы сын женился. Но не на этом же! Ах, как быстро с интеллигентных людей слетает шелуха. Как шустро они сливаются со столь нелюбимым ими народом (точнее сказать: с тем народом, который они отрицают и который существует исключительно и только в их воображении — отрицать собственное воображение!..), коль скоро речь заходит об их благе. Или о воображаемом благе.

Вот родителям любви всей жизни Андрея Яковлева было абсолютно всё равно. Отца у неё отродясь не было. А мама умерла несколько лет назад от цирроза печени, возникшего вследствие застарелого алкоголизма.

Все интеллигенты поняли, каким злом показалась богатым столичным родителям мажора Андрея Яковлева безродная нищая престарелая официантка? То-то же! Так держать! В борьбе интеллигенции с быдлом все средства хороши!

Сперва родители Андрея Яковлева отобрали у него квартиру — точнее и модно сказать: лофт, — с видом на Красную площадь, справедливо полагая, что это сработает. Мальчик привык к золотым ложечкам, фарфоровым чашечкам и льняным простыням. Но несправедливость восторжествовала. Хотя сперва в Андрее играло ретивое интеллигентское: документики-то на его имя, де юре помещеньице его. Но «старое быдло» (а иначе уже его родители не называли возлюбленную сына) посмотрела на него чистыми голубыми глазами и сказала:

— Отдай. Всё отдай.

Вместе с документами на квартиру Андрей вернул родителям и документы на машину. И ключи от того и другого. Запарковав свой новенький мажорский BMW у них во дворе.

Сходили в загс. И Елена Штанько (какая плебейская фамилия!) стала Еленой Яковлевой. И устроилась официанткой ещё в один ресторан. Андрей пустил под откос карьеру дипломата. Как минимум — отложил. Нужны были деньги. С подружками жить новобрачным было не комильфо. Самостоятельная квартира стоила шальных денег. Которые прежде казались Андрею Яковлеву пустышкой. Он раньше мог за ночь такую сумму просадить в ночном клубе, заказывая шампанское для всех. Он был прикреплён к родительским дебитовым и кредитным карточкам. И потому никогда не задумывался. Они открепили его. Но и это его не сломило. Оказалось, что он очень мужественный парень — если считать мужеством ответственность за самого себя и любимую. Он пошёл учителем английского в школу. И набрал учеников частным порядком. Худо-бедно хватало.

Отец отрёкся от него. Мать легла в больницу.

Жена забеременела.

Андрей Яковлев был на седьмом небе от счастья. Не из-за отца с матерью, конечно же. А из-за того, что он сам скоро станет отцом, а его обожаемая Лена — матерью. А уж когда выяснилось, что они станут родителями двойни — Андрея чуть удар не хватил. От счастья, конечно же. Никакой иронии!

Да вот только и без того худосочная Елена вместо того, чтобы набирать вес — стала его терять. При этом никаких симптомов раннего гестоза у неё не наблюдалось. Она отлично себя чувствовала. Её не тошнило, она не обнимала по утрам унитаз… Отлично всё! Ну, возможно, не слишком и отлично. Но по крайней мере — вполне пристойно. Разве что слабость. Но если беременная работает официанткой в две смены — эта слабость вполне объяснима.

Муж умолял Лену бросить работу. Хотя бы одну! Но она была непреклонна. Зарплата. Плюс чаевые. Двое детей — вдвое больше денег необходимо.

Однажды она упала в обморок. Прямо с подносом. Менеджер вычел стоимость заказа из её зарплаты, а врач женской консультации обнаружил железодефицитную анемию. Но не такой степени, чтобы чувств лишаться. Тем не менее, Андрей стал скармливать жене телячью печень. Свежайшую. Он как раз занимался английским с сынишкой мясника одного из блатнейших рынков Москвы.

Тем временем Елене Яковлевой становилось всё хуже. Стали дрожать руки. И она начала промахиваться. Однажды поставила чашку кофе не на стол, а прямо на белоснежную рубашку, обтягивающую солидный живот клиента. Скандал, крики, вопли. Вычли из зарплаты.

Как-то метрдотель заметил, что Лена шатается. В разные стороны. И подписи на чеках ставит какие-то уж очень кривые. При её-то круглом почерке отличницы! Не иначе, пьяная! Елене делают предупреждение — она отрицает. На следующей смене она снова шатается — и её с треском увольняют, списав на неё недостачу в баре. И не выплатив зарплату. На одну работу становится меньше. Андрей рад — и берёт ещё учеников. Елене он верит бесконечно. Его жена совсем не пьёт. Она очень боится «алкоголического» гена и помнит, что её мать умерла от цирроза печени. Лена никогда не пила и пить не собирается. Но ей становится всё хуже.