Взрыв на макаронной фабрике - Фаина Раевская

– Да-а, травма! А у меня из-за этой травмы щенки будут! – взвизгнула Шуркина хозяйка.

– У тебя точно не будет, – успокоила я ее. – Если повезет, то и у Шурки тоже. Ну а коли все-таки появятся, я их себе заберу.

– Всех?

– Всех до единого!

Полина несколько успокоилась. Она вновь опустилась на скамейку и усмехнулась:

– Нет, ну Шурка-то какова? Ни одного кобеля из клуба к себе не подпускает, а тут…

– Любовь, – глубокомысленно изрекла я.

Закурив сигарету, я заметила, что в нашу сторону направляется Рассел. На его лице привычно сверкала американская улыбка.

– Чего это он лыбится? – удивилась моя собеседница. – Больной, что ли?

– Да нет, – я махнула рукой, – он американец.

– Бывает, – сочувственно вздохнула Полина и растянула губы в улыбке.

– How do you do, mister…

– Доуэрти. Рассел Доуэрти. Я говорить по-русски, – торопливо пояснил американец.

По правде говоря, он правильно сделал, ибо акцент у Полины был ужасающий: что-то среднее между горловым пением народов севера и любителем-самоучкой французского языка из глухой глубинки.

– Женька, – обратился ко мне Рассел, – это есть твой важный встреча?

Я взглянула на часы: половина шестого. В шесть подъедет Катерина. Стоит ли ехать домой или лучше дождаться ее здесь? Немного подумав, я решила все-таки съездить домой. Во-первых, нужно отвезти американца – нечего ему под ногами путаться. Неизвестно, может, Катерина в присутствии мужчины не пожелает со мной откровенничать. А во-вторых, Рудольфу тоже пора домой. Вон как утомился, бедняга. В самом деле, песик, ошалев от страсти, уселся на травке и уставшими глазами следил за своей подругой, которая радостно носилась вокруг избранника.

– Нет, – ответила я Расселу, приняв решение, – это не та встреча. Поехали, Рас, я тебя отвезу домой, а потом вернусь.

Мы попрощались с Полиной, не забыв обменяться телефонами на тот случай, если на ее Шурке все же скажутся последствия знакомства с моим любвеобильным Рудольфом, загрузились в машину и покатили в сторону дома. Когда мы уже вырулили на шоссе, навстречу нам на огромной скорости промчался черный джип «Мерседес», именуемый в народе «чемоданом». Не сбрасывая скорости, он влетел в тот же двор, откуда только что выехали мы.

– Придурок! – выругалась я, стараясь унять сердцебиение. – Кто так ездит?!

Если не считать этого небольшого происшествия, то добрались мы благополучно: гаишники остановили меня всего-то три раза, что, при моем стиле вождения, равносильно гражданскому подвигу, у новенькой машины ничего не отвалилось и бензин не закончился посреди дороги. Я высадила Доуэрти возле дома, всучила ему сонного Рудольфа и, снабдив американца ценными указаниями, поехала обратно.

Полина по-прежнему сидела на скамейке. Увидев меня снова, она удивленно округлила глаза.

– Женька! Ты чего? Забыла что-нибудь?

– Не-е, я к Катерине Шульц.

Полина нахмурилась и поджала губы:

– Не думала, что ты водишь дружбу с этой… Я с тобой как с человеком, а ты… Топай-топай, она уже дома!

Я глубоко вздохнула и двинулась к подъезду. Возле него стоял тот самый джип, с которым я так удачно разминулась несколько минут назад.

– У-у, гад! – прошипела я и, проходя мимо, изо всех сил пнула ногой по колесу.

Автомобиль в знак протеста взревел сигнализацией. Я быстренько юркнула в подъезд, дабы не возбуждать нездоровое любопытство местных граждан к своей персоне.

Благополучно миновав дюжего и чересчур бдительного секьюрити на входе, я поднялась на третий этаж и решительно позвонила в массивную, обшитую деревянными панелями дверь. Звукоизоляция была что надо, поэтому я, как ни прикладывала ухо к двери, не услышала ни трели звонка, ни шагов хозяйки. Лишь выстрелы отпираемых замков заставили меня отпрянуть.

– А-а, это ты, – слегка разочарованно протянула Катерина. – Ну, проходи…

Она отступила на шаг назад, пропуская меня в квартиру. Немного ошарашенная таким приемом, я все же отсоветовала себе обижаться и учинять скандал, вовремя вспомнив, что пришла сюда по делу.

Квартира вдовы антиквара и дочери ювелира поражала богатством и изысканностью. В холле пол был застелен персидским ковром ручной работы. Ходить по нему в уличной обуви было бы просто кощунством, и я непроизвольно потянулась к туфлям.

– Не разувайся, – проронила хозяйка, дырявя шедевр ковроткачества здоровенными шпильками. – Проходи в гостиную, вторая дверь направо, а я соображу чего-нибудь выпить!

С этими словами Катенька растаяла в воздухе, а я на цыпочках прокралась в гостиную.

«Интересно, а Веник здесь часто бывает? Шлепает, наверное, по персидским коврам как по асфальту!» – подумала я, оглядываясь.

Стены гостиной были обтянуты натуральным темно-бордовым шелком с золотым тиснением. Старинные канделябры бросали мягкие блики на стены и очень органично дополняли такую же старинную люстру. Мебель вся без исключения была антикварной, начиная от венских стульев с гнутыми ножками и обивкой в тон стенам и кончая великолепной горкой, отделанной позолотой. На одной из стен висела целая галерея фотографий в выполненных под старину багетах. Я подошла поближе, намереваясь выяснить, кто есть ху на них. За этим занятием меня и застала Катерина, вошедшая в комнату с серебряным подносом в руках.

– Веселые картинки рассматриваешь? – усмехнулась она, опуская поднос на низкий, массивный даже с виду журнальный столик. – Ничего там интересного, одно старье!

– Ну почему же? Вот мужчина – очень даже ничего. – Я ткнула пальцем в высокого худощавого и очень импозантного мужчину. – Кто это?

Не поворачивая головы, Катя ответила:

– Это мой муж. Филя.

– Муж? – Я с деланым удивлением вскинула брови. – Ты разве замужем? А Веник…

– Я вдова. Пять лет назад Феликс умер, – пояснила Катерина и налила себе в стакан добрую порцию виски. – Будешь?

– Не-е, я за рулем, – поспешно отказалась я. – Надо же, такой молодой мужчина…

– Какой там, хрен, молодой… Слушай, ты ко мне зачем пришла? О покойном Филе разговаривать?

Пришлось мне переместиться за журнальный столик. Я налила себе минералки и загрустила.

«Ну вот! И чего приперлась? – бичевала я себя. – Эта мымра вовсе не торопится делиться со мной тайнами своей личной жизни. Наверняка и адрес папашкин заныкает… А все же занятно получается: папенька – ювелир, муж, ныне покойный, антиквар. Интересно, а она знает, чем ее муженька убили?»

Бутылка перед Катериной стремительно пустела, а сама она заметно захмелела. Ее глаза как-то лихорадочно блестели, а на лбу проступили мелкие капельки пота.

«Все Веньке расскажу!» – злорадно решила я, допивая минералку.