Взрыв на макаронной фабрике - Фаина Раевская

Катерина тем временем заглотнула еще огненной воды и немигающим взглядом уставилась в окно, занавешенное тяжелыми шторами.

– Ненавижу! – неожиданно заявила она, а я удивленно заморгала: кого это она имеет в виду?

– Жизнь – дерьмо! – выдвинула очередной лозунг Венькина подружка. – Вот ты про мужа моего спрашивала…

Катька прицелилась в меня пальчиком с кроваво-красным маникюром:

– Убили его, ясно?! Я тогда еще в универе училась. Ты заметила, наверное, весь этот шик? – Мадам взмахнула рукой в неизвестном направлении. – Антиквариат, б…! Феликс обожал всю эту рухлядь. За какую-нибудь фиговину размером с букашку мог выложить сумасшедшие бабки. А оружие? На антикварные цацки он еще нормально реагировал, мог себя контролировать. Но стоило ему только увидеть какой-нибудь кинжал, тут же стойку делал, и все, прощай, крыша! Пошли! – Катерина неожиданно вскочила, но не удержала равновесия на высоких шпильках и сильно накренилась.

Я бросилась ей на помощь. Вдова антиквара вцепилась мне в руку бульдожьей хваткой и еще раз повторила:

– Пошли, сейчас увидишь!

По винтовой лестнице, которая притулилась в углу гостиной, мы поднялись на второй этаж. Катька, подобно революционному паровозу, тащила меня за собой по длинному коридору, слабо освещенному антикварными светильниками. Наконец, когда я уже потеряла надежду когда-нибудь избавиться от ее хватки, мы остановились перед дубовой дверью. Катя решительно распахнула ее и втолкнула меня внутрь.

– Смотри! – крикнула она.

Судя по всему, мы были в кабинете покойного Феликса Круглова, антиквара и страстного любителя холодного оружия. О последнем пристрастии хозяина кабинета говорила одна из стен. На ней висел огромный гобелен, на котором расположился целый арсенал железа. И чего здесь только не было: и ножи, и кинжалы, и кривые турецкие сабли, шпаги, стилеты. На специальной подставке тускло поблескивал настоящий самурайский меч.

– Мама! – прошептала я пересохшими губами.

Как-то сразу стало понятно, что у покойного Феликса было мало шансов стать долгожителем.

Тут мое внимание привлек прозрачный ящичек, стоявший на специальной, обитой темно-алым бархатом подставке. Под стеклом красовался… стилет. Но что это был за стилет! Широкая рукоятка, инкрустированная драгоценными камнями – изумрудами, рубинами, сапфирами, бриллиантами, – венчала пирамидальное лезвие стилета, таинственно мерцавшее в лучах искусственного освещения. Катерина, тонко улыбаясь, сидела за массивным рабочим столом своего покойного мужа.

– Это Челлини… – небрежно бросила она. – Хрен знает какой век. Все камни настоящие. Отец проверял.

– А сколько он стоит? – по-прежнему шепотом поинтересовалась я.

– А нисколько! – обрадовала меня хозяйка.

– Как так?

– А так! Это единственный экземпляр в мире. Его можно продать только на аукционе. Воровать бессмысленно – все равно не продашь.

– А если камушки поковырять? – не унималась я.

– А смысл? Каждый камень занесен в каталог. Цены такие, что годового бюджета России не хватит, чтобы купить хотя бы один из них…

Когда-то в розовом детстве я читала про Бенвенуто Челлини. Его заказчиками были принцы, короли, королевы, величайшие дома и императорские династии Европы. Жизнь, конечно, мастер прожил бестолковую, но шедевров после себя оставил множество. И вот теперь один из них я видела в непосредственной близости от себя. Передать словами душевное волнение, которое я испытывала в эту минуту, не берусь. Но тут в самый неподходящий момент раздался звонок в дверь.

Розовая дымка, витавшая передо мной, легонько звякнув, разбилась. Катерина, видимо, слышала этот звон, потому что досадливо сморщилась и, вполголоса матюгнувшись, пошла открывать. Я же продолжала любоваться шедевром средневекового мастера, но впечатление было уже не то. Впрочем, меня можно понять: из прихожей доносились возбужденные голоса. Со вздохом оторвавшись от произведения Челлини, я переместилась поближе к двери, чтобы расслышать, о чем спорят хозяйка и неизвестный гость. Голос принадлежал мужчине, причем, судя по всему, молодому. Красивый баритон с чувством выговаривал Венькиной подружке:

– Ты мне что говорила? Где экспертиза?! Мне бумаги нужны! По-твоему, я век должен здесь сидеть?! Ты же знаешь, каждый мент в вашем паршивом городишке меня рад зарыть. Надоело ждать. Да и дело стоит! Короче, три дня тебе, поняла? Не управишься в срок – пеняй на себя. Все брошу и слиняю отсюда к такой-то матери! Добра у меня достаточно – проживу!

Из коридора донесся звук пощечины и неразборчивое бормотание Катерины. Вслед за этим раздались звуки непонятной возни и Катькин голос, ставший вдруг визгливым и противным:

– Гад! Да все, что ты имеешь, ты получил благодаря мне! Вспомни, где я тебя подобрала! Если б не я, ты бы сдох в своем госпитале! А теперь перья распустил – добра у него, видите ли, достаточно… Козел!

– Лучше б я сдох! – проворчал незнакомец, заметно успокаиваясь. – До сих пор кошмары по ночам снятся…

Дальше мне стало неинтересно, ибо с первого этажа понеслись звуки поцелуев и малоразборчивое бормотание хозяйки. Да, темпераментный народ, ничего не скажешь! Сначала по ведру помоев друг на друга вылили, а теперь милуются. Впрочем, у каждого свои причуды.

Я отскочила от двери, ведущей вниз, и попыталась привести мысли в порядок.

«Что это? Кто это? Катька встречается и с Веником, и с этим типом? Господи, о чем это я?! При чем здесь Веник?! – Голова разламывалась от впечатлений. – Я здесь с единственной целью – узнать координаты папашки. Но судя по всему, Катька далека от откровений. И что за жизнь такая?! Все приходится делать самой! А Веника я все-таки хлорочкой спрысну – мало ли что».

Успокоив себя таким образом, я энергично стала осматривать кабинет покойного Феликса. Ящики рабочего стола оказались девственно– чисты. Кроме стопок писчей бумаги стандартного формата и великолепного качества и нескольких каталогов известных аукционов, там ничего не было.

«Черт! – разозлилась я. – Что такое не везет, и как с этим бороться!» Это про меня.

Тут я заметила на столешнице мобильный телефон Катерины. Схватив его, я влезла в справочник, мысленно поблагодарив всевышнего за то, что никакой блокировки на аппарате не было. Мне без труда удалось отыскать телефончик папаши Шульца.

– Ну хоть что-то, – проворчала я, переписывая номер на клочок бумаги.

Неожиданно трубка в моих руках ожила и завибрировала. На экранчике высветилась информация о поступившем сообщении. Я с детства знаю, что читать чужие письма, записки и прочие личные заметки нехорошо. Но тут… бес попутал, ей-богу! Объяснив себе, что мое любопытство – и не любопытство вовсе, а следственные действия, я нажала на кнопочку.

«Катерина, срочно. Плохо. Папа».

Интересная информация, а главное, бесполезная. Любящий папа сообщает любимой дочери о плохом самочувствии, только и всего. Стоило из-за этого нарушать собственные жизненные принципы? Я глубоко вздохнула: за последние несколько дней я слишком часто стала их нарушать, так что одним больше, одним меньше – какая разница?!