Операция "Драконьи яйца" - Василиса Раса

Её собственные занятия доводили Петру до бессонницы от перенапряжения и почти до нервных срывов от истощения, потому что некогда было не то что поесть, дышать и думать порой удавалось через раз. А условие, поставленное Нинандрой и подтвержденное ректором, было однозначным: блестящая успеваемость на лекарском и выдающиеся успехи по желаемому профилю.

Они с Татовичем были фактически в одной лодке, занимаясь на пределах возможностей. Это не то чтобы сближало и роднило их, но учитывая этот их незримый союз, на молчание Смирны о происшествии в библиотеке Петра очень рассчитывала.

В общем, Петре отчаянно нужен был перевод на артефакторский. А для этого тот самый клиент, объявление которого она увидела на стене булочной, и его заказ на магическое копьё, который хоть и показался ей странным, но и не таким уж сложным, чтобы ради него не рискнуть. К тому же, если клиент покажется ей подозрительным или ненадёжным, она всегда может отказаться и просто уйти, не раскрываясь. Так она размышляла, делая приписку внизу под объявлением о том, что на территории академии в последнюю неделю листопадня, после обеда в третьего дня, заказчика будет ждать девушка с большой грудью…

Сейчас она была готова поклясться, что это происки фей, которые перед зимней спячкой превращались в вертлявых злобных пикси, так и норовя напакостить напоследок, или ещё какой-то городской нечисти. Потому что никому в трезвом уме и в голову бы не пришло бравировать отсутствующей грудью.

Три с половиной недели, именно столько она взяла себе, чтобы завершить проект. Она назначила встречу в академии намеренно, надеясь на то, что ложная арка не пропустит на территории никого, у кого есть хоть какие-то дурные намерения и мысли.

Оставалось придумать, чем и как заменить неудавшуюся грудь, чтобы заказчик её узнал, и не привлечь при этом к себе больше ничьего внимания. Потому что его она и так привлекла уже слишком. Как минимум Палицы и Татовича. И ещё неизвестно чьё. И что из этого было хуже, Петра, увы, не знала.

До обеда среды оставалось полтора суток, копьё лежало в комнате на полу. В нём она была уверена, сама будучи от него в восторге.

Облегчённое и усиленное в самых уязвимых местах оно само ложилось в руку, подстраиваясь под владельца для взаимовыгодного контакта. Тончайший, снабженный микроскопическими желобками свод пера, укреплённый магической вязью, изящная шейка, в которую было влито столько магии, что переломиться могло скорее крыло Журавля, чем это на вид тонкое и хрупкое место. Точно выверенный овал яблока, удачно смещающий развесовку, плавно перетекающий в ажурную тулью, которая срасталась с почти невесомым древком — копьё было фактически продолжением руки, самой рукой, которой отданы были возможности и сокрушительная сила[1].

Петра и сама немного боялась копья. Замаскированное под обычный тренировочный шест, оно не должно было вызывать никаких вопросов. Но оно вызывало. Прежде всего, у неё самой.

Почему человек, который назвался в объявлении Вацлавом, заказал его не в надёжной оружейной мастерской, где наверняка работали опытные артефакторы? А обратился в академию, где надёжность исполнения по вполне объяснимым причинам хромала, разумеется, в отличие от цены. Возможно, этим всё и объяснялось, и Петра зря себя накручивала?

Или не всё. И тогда волноваться у девушки были причины. Хотя бы о том, что в заказе ни слова не было сказано о силе, которая должна была быть вложена в него. Там чёрным по белому было написано, что заказчику требуется магическое копьё. А вот что именно оно должно было уметь магичить, оговорено не было.

В самое большое смятение Петру, конечно же, приводило то, что копьём можно будет кого-то убить. Но также она полагала, что им можно будет и спасти чью-то жизнь.

В общем, Петра с ужасом ждала среды, отчаянно выговаривая себе за то, что в эту авантюру ввязалась. Она молилась всем известным богам, чтобы об этом никто не узнал, а на Татовича напало проклятие избирательной немоты. И чтобы он лучше думал, что Петру он и вовсе не знает. Как, судя по всему, думал весь год до этого.

[1] Здесь описываются составные части копья, которых оказывается больше, чем просто один «наконечник»)) А выглядит всё это великолепие примерно так))

* * *

(Сешень. В это же самое время. Пока Дракон мнёт, Смирна злится, а Петра пытается найти выход из дурацкой ситуации, в которую она сама себя загнала)

Самым сложным во всей этой затее было даже не всех их в одном месте собрать. А заставить их подумать, что они оказались здесь по своему собственному желанию. Проект требовал осторожности, упрямства и очень узкого круга в него посвящённых. Если точнее, посвящённых сначала было всего трое.

Но даже притом, что в каждом из них он был уверен, Моравицкого не отпускала тревога. Она смутно вилась на границе сознания, словно кто-то осторожно прощупывал его самого. И он именно так и подумал бы, если бы не первоклассный ментальный щит, который ему ставила сама Нинандра, и регулярно его подновляла. А лучше Нинандры Лоевской в ментальной защите не было никого. Он давно подозревал, что лучше Нинандры вообще и в принципе никого не было, потому что привычно отмахиваться от этой простой и невыразимо пугающей истины давно уже не получалось.

Но сейчас речь шла не об этом. Беспокойство билось рядом, и преступная притягательность Нинандры тут была не при чём. Тревога скопилась внутри, заставляя вглядываться в тёмную стену леса, скрывавшую узкую тропу перевала — самое уязвимое их место, и постоянно прощупывать контур охранной сети, что, наверняка, было лишним. Сеть должна была послать сигнал в случае фатального крушения, и пропустить его было бы невозможно. Об этом узнали бы все. То есть вообще все, включая даже Ратицу, наверное. Это немного утешало.

Хотя контур на полигоне упал и восстановился сам. На краткое время, но всё же он был отключен. Как и почему, у Моравицкого пока так и не вышло разобраться. Он внимательно присматривался к каждому, кто был тогда внутри полигона, но ничего беспокоящего и даже подозрительного не находил. Кроме Маргнека, без веских причин навалявшего Бачеку. Всё это было более, чем странно, и спокойствия не добавляло.

И чутьё упрямо зудело, что они все сейчас под угрозой, и весь проект может быть безвозвратно сорван в один момент

Тринадцать лет подготовки, копания в чужих дневниках, архивах, и выуживания вскользь брошенных фраз. Десятки личин и сотни контактов. Без Палицы он бы не сдюжил. Да и не взвалил бы Марий это на него одного. А так их было трое.

Идея собрать всех, в ком течёт хоть капля драконьей крови, вместе, и заставить их добровольно плодиться и размножаться, чтобы в один прекрасный момент эта кровь загустела настолько, что у них появился бы свой собственный настоящий дракон — существо настолько же магическое, насколько устрашающее и боевое — принадлежала императору лично. И была такой же безумной, как и всё его правление от восшествия на престол и до нынешнего момента.

Драконы окончательно сгинули пять столетий назад. Не так уж и много, чтобы о них могли забыть, но ещё слишком мало, чтобы недостаток драконьей магии мог бы сказаться на устройстве мира. Их почти вырезали за время Тысячелетней войны, не оставив ни одной державе выраженного преимущества. Остались только редкие смески — те, кого драконья кровь наделяла особенной чуткостью и способностью к магии. Но они давно ничем не отличались от обычных магов. Разве что возможностью успешно проявлять себя сразу в нескольких дисциплинах.