Убийцу скрывает тень - Мэттью Скотт Хансен

Сызмала приученный правильно бегать и экономить движения, юноша-индеец в джинсовом полукомбинезоне и сорочке из джинсовой ткани скользил по лесной тропе словно на крыльях, почти не касаясь земли, даром что на его ногах были тяжеленные разношенные ботинки. Юноша был высокий и стройный, длинные черные волосы перехвачены сзади веревочкой в конский хвост. Бежал он через мрачный, полутемный лес, погруженный в такой густой туман, что даже деревья не были различимы с расстояния четырех-пяти ярдов. Сосредоточенное лицо юноши не выдавало того, что происходило в его душе. А в его душе царила жуткая паника: ведь он убегал от неминучей смерти.

За ним, в нескольких десятках ярдах, надежно скрытое туманом, размеренно бухало что-то страшное, что-то бесконечно злое. Порой его громадная тень отражалась на клубах тумана — тень фантастическая, немыслимая и в то же время леденяще ужасная, потому что она была не сама по себе, а принадлежала вполне реальному существу, которое преследовало юношу.

Молодой индеец чувствовал мысли этого существа. А существо угадывало его мысли. Оно играло с человеком. Оно упивалось тем, что может настичь и уничтожить его в любой момент. И юноша понимал: его единственная надежда — держать существо и дальше в полной уверенности, что он в его власти. Пусть оно наслаждается процессом охоты, пусть не торопится и не думает о скором завершении. Но этот лес юноша знает как свои пять пальцев: скоро, скоро деревья расступятся и справа будет просвет, который он даже за туманом не должен пропустить. Туда — и до родного дома уже рукой подать! И если очень-очень повезет, то его дедушка, внутренним голосом давно услышав его испуганные безмолвные вопли о помощи из глубины леса, — его любимый дедушка уже будет стоять на дорожке к дому с ружьем навскидку…

Однако невидимая тварь за его спиной, похоже, угадала эти его мысли и прибавила скорости. На бегу существо теперь крушило ветки. И то, с какой легкостью сучья ломались под исполинской лапищей, помогало отчетливо представить, что будет с шеей юноши, когда существо нагонит его и одним ударом завершит охоту.

Хрусь, хрусь, хрусь…

Ближе, ближе.

Бух, бух, бух…

Все громче, все ближе. И тень уже прямо над ним, и могучее сопение прямо за спиной. Кажется, это дыхание обдает жаром и от него шевелятся волосы на его затылке… Сейчас все кончится, сейчас…

Хрусь, хрусь, хрусь…

«Мамочка! Дедушка!»

Бух, бух, бух…

— Эй, Вождь, с вами все в порядке? Вы там живой? — донесся приглушенный голос.

Стук! Стук! Стук!

Старик индеец резко проснулся, привстал на лежанке, несколько секунд одурело мотал головой. Он был все еще там, с гнусным сапом за спиной, за мгновение перед гибелью — и этот стук в дверь спас его от смерти.

— Эй, Вождь… вы что там — спите? — Молодой, отчасти раздраженный, отчасти обеспокоенный голос. И новый стук в дверь трейлера, еще громче, уже кулаком.

Юный индеец, в мгновение ока превратившийся в древнего старика, осмотрелся более осмысленно. В оконце через занавески лупило ядреное южнокалифорнийское ноябрьское солнце. Старик покряхтел, встал, медленно подошел к двери и открыл ее. Утреннее солнце ударило ему в глаза теперь напрямую и ослепило.

— Ну, слава Богу, наконец-то! А то я уже начал волноваться! — произнес все тот же молодой голос. — С вами все в порядке?

Высокий худой старик в хлопчатобумажной сорочке и джинсах, с длинными черными и по-прежнему густыми волосами, перехваченными резинкой в конский хвост, постепенно проморгался и различил своего двадцатидвухлетнего личного секретаря. За спиной того происходила обычная суета, характерная для многолюдной съемочной площадки блокбастера. Индеец окончательно сориентировался во времени и пространстве: он стоит возле своего трейлера на студии «Парамаунт пикчерз», которая находится в Лос-Анджелесе на Мелроуз-авеню. Отдельный трейлер для отдыха — это потому, что он кинозвезда. И в этом фильме играет одну из главных ролей.

— Вождь, с вами действительно все в порядке? — встревоженно осведомился секретарь. — У вас какой-то странный вид.

— Все о'кей, никаких проблем, — ответил старый индеец. — А что случилось-то?

— Вам пора гримироваться, сэр. Вас ждут через пять минут.

Актер кивнул, вернулся в трейлер, наклонился над умывальником и ополоснул свое изрытое морщинами древнее-предревнее лицо. Больше шестидесяти лет ему снова и снова снится один и тот же кошмар… Шестьдесят с лишком лет! Бывает, не то чтобы заснешь, а просто прикорнешь — и опять гонится за тобой эта гнусная тварь… Иногда поганый сон не повторялся годами, иногда не отпускал неделями. Вот и сейчас пошла черная полоса: последнюю неделю он почти не спал. Отчасти из-за боязни, что кошмар повторится. Отчасти от того, что его поселили в роскошном, но шумном отеле на бульваре Санта-Моника.

С годами сон становился все ярче, все неотличимее от реальности. И — парадокс — во время дневного сна был страшнее, чем ночью. Днем оно практически окончательно его настигало. Теперь он просыпался в самый-рассамый последний момент. Поэтому и было так страшно засыпать: а ну как на этот раз он не успеет выскочить в реальность, а ну как на этот раз оно его таки схватит!..

Тогда, в начале 1945 года, он удрал от него. Возможно, во сне и столько лет спустя ему меньше повезет…

Теперь индеец был стар, и силы подорвал не только возраст, но и две с половиной пачки сигарет в день. Теперь ему от него не убежать даже во сне — и ноги не те, и легкие съедены дымом… Умирать не хотелось — и меньше всего хотелось умереть во сне от лапы или зубов этого зверя. Нет, любая другая смерть — только не эта! Однако на протяжении лет у этого кошмара была своя логика, свое развитие. И престарелый актер понимал, точнее, всем своим существом чувствовал: конец близок. Не уйти!

Он вздрогнул от собственных мыслей и уставился на свое отражение в зеркале над умывальником. Семьдесят девять лет. И он выглядит ни днем моложе…

Индеец вытер руки, достал из гардероба свою куртку из оленьей кожи, выудил из кармана пачку сигарет и закурил. Эта неизменная куртка — с бахромой и стеклярусом — была частью имиджа, который он поддерживал на протяжении многих лет. В ней он появлялся на людях во время съемок или путешествий, потому как Вождь Орлиный Коготь был немыслим в другой одежде. Дома, в южнокалифорнийском городке Юрика, старик Бен Кэмпбелл ходил в самых обычных ветровках и свитерах.

Первая затяжка не принесла облегчения. Ничего не почувствовал. Бен сел на лежанку и задумался. В его голове все решилось само собой, и теперь он только прикидывал, как поделикатнее обрушить эту новость на своего агента. Да, Бен Кэмпбелл собирался серьезно подгадить Орлиному Когтю — и тот, как лицо, сочиненное для публики и потому бессильное, не был способен остановить Бена Кэмпбелла… А Бена Кэмпбелла властно тянула прочь какая-то неведомая сила. Он понимал: так и не получивший ответа вопрос шестилетней давности настиг его и требует ответа. Если не сейчас — то когда же? Однако Бену чудилось, что тут не только прошлое. Тут нечто сегодняшнее, живое. Оно ждет его где-то, манит к себе, требует к себе. И оно как бы присутствует постоянно в самом дальнем и темном углу его подсознания — он словно в неуловимом непрерывном контакте с чем-то далеким. Сколько Бен ни напрягал ум, деталей этого контакта, этого притяжения, этого властного требования он понять не мог. Но так или иначе — в ближайшие минуты будут приняты практические решения, которые в корне изменят его бытие. «Извини, Орлиный Коготь, у Бена Кэмпбелла свои планы…»