Красная сестра - Марк Лоуренс

Мгновение спустя звон железного колокола заставил Нону открыть глаза. Дверь распахнулась, ударившись о стену. Нона приподнялась с тюфяка и, моргая, посмотрела в сторону входа, где темнота превратилась в мрачный полумрак. У нее вырвался стон, каждая конечность затекла и болела, хотя она помнила только, как напрягала ноги во время подъема.

— Вставай! Вставай! Здесь нет никаких лежебок! Вставай! — Маленькая, угловатая женщина с голосом, который звучал так, словно его насильно проталкивали через узкую щель. Она вошла в камеру и, перегнувшись через Нону, откинула ставень. — Впусти свет! Никакого укрытия для греха!

Сквозь пальцы, поднятые для защиты от дневного света, Нона обнаружила, что смотрит в безъюморное[3] лицо, плотно сжатое вокруг выступающих скул, с широко раскрытыми глазами, бледными и обвиняющими. Голова женщины, которая в полумраке казалась особенно пугающей, была украшена приподнятым белым головным убором, похожим на воронку и совершенно не похожим на то, что носили другие монахини накануне вечером.

— Вставай, девочка! Вставай!

— А, я вижу, ты уже познакомилась с Сестрой Колесо. — Сестра Яблоко вошла в открытую дверь, держа в руках длинную рясу из белого льна, снаружи отделанную серым войлоком.

— Она спала после утреннего колокола! — Старуха подняла руки, явно не зная, ударить ли Нону или лучше изобразить чудовищность ее преступления.

— Она новенькая, Колесо, еще даже не послушница. — Сестра Яблоко улыбнулась и многозначительно посмотрела на дверь.

— Босоногая язычница — вот кто она!

Сестра Яблоко, все еще улыбаясь, протянула пальцы к выходу:

— С вашей стороны было похвально заметить, что в келье кто-то есть.

Старшая монахиня нахмурилась и провела рукой по лбу, убирая выбившуюся прядь бесцветных волос обратно в головной убор.

— Я замечаю все, что происходит в этих кельях, сестра. — Она прищурила свои водянистые глаза на Сестру Яблоко, затем резко фыркнула и вышла обратно в коридор. — Ребенок воняет, — бросила она через плечо. — Его нужно помыть.

— Я принесла тебе кое-что. — Сестра Яблоко подняла рясу. — Но я и забыла, какая ты грязная. Сестра Колесо права... — Она сложила руки на животе. — Идем со мной.

Нона вышла из комнаты вслед за Сестрой Яблоко, огибая монахинь, выходивших из своих келий или тихо переговаривавшихся в коридоре. Пара из них подняла брови при ее приближении, но никто не обратился к ней. В какой-то момент угловатая монахиня остановила Сестру Яблоко, положив руку ей на плечо. Она возвышалась над остальными, ее рост, казалось, увеличился и вытянул обычную женщину далеко за пределы сложения, оставив опасно худой.

— Госпожа Меч докладывает о вооруженных людях за колоннами. Эмиссар прибыл еще до рассвета.

— Спасибо, Кремень, — кивнула Сестра Яблоко.

Сестра Кремень наклонила голову, ее лицо было таким темным, что в полумраке Нона могла видеть только черные глаза, сверкающие, когда они изучали ее. Монахиня убрала руку с плеча женщины поменьше и отпустила ее.

Сестра Яблоко вывела их в хрупкий утренний свет. При дневном свете Нона разглядела, что монастырь состоит из такого количества зданий, что в Серости его можно было бы назвать деревней. Она подозревала, что здесь больше каменных зданий, чем во Флейстауне, хотя видела этот город лишь мельком из клетки Гилджона в тот день, когда он увез ее из дома.

— Сестра Кремень сказала, что появились мужчины. Они здесь из-за меня? — спросила Нона. Она спросила себя, как ей помогут два десятка монахинь, если Туран Таксис действительно послал за ней своих воинов? Она должна была затеряться в городе, когда у нее была возможность.

— Возможно. — Сестра Яблоко оглянулась на огромный Собор Предка и нахмурилась. — Но, возможно, и нет. В любом случае, будет лучше, если ты присоединишься к нашему ордену раньше, чем позже — и ты не можешь сделать это грязной, не так ли? — Она пошла быстрым шагом.

— Скрипторий, трапезная, пекарня, кухни. — Сестра Яблоко выкрикивала имена, когда они проходили мимо разных зданий. Немногие из них что-то значили для Ноны, но пекарню она знала, и аромат свежего хлеба, когда они проходили мимо двери, наполнил ее рот слюной. — Необходимость. — Монахиня указала на небольшое строение с плоской крышей, прилепившееся к краю утеса в сотне ярдов от нее.

— Необходимость? — спросила Нона.

— Ты пойдешь туда, когда тебе это будет необходимо. — Сестра Яблоко покачала головой и улыбнулась. — По запаху ты поймешь, что это то самое место.

Они миновали длинный ряд зданий с множеством маленьких квадратных окон, все они были закрыты ставнями с наветренной стороны.

— Склады и дормитории.

Нона обнаружила, что за ней наблюдают — дюжина пар глаз в разных окнах. Некоторые девочки что-то кричали, возможно, друг другу. Она ловила обрывки, уносимые ветром.

— ...избранная... никогда!

— ... это не может быть она...

— …крестьянка…

— ...она не...

— Избранная?

Голоса следовали за ними, слова терялись в отдалении, но тон все еще висел в воздухе. Нона знала его достаточно хорошо — резкий и недобрый.

— Баня. — Сестра Яблоко указала на приземистое здание, построенное из ничем не украшенного черного камня, из ряда узких окон которого валил пар, но ветер тут же уносил его прочь. Ветер Коридора прочесывал плато, и, пересекая щель между дормиториями и баней, Нона оказалась под его зубами. Она всю жизнь училась не обращать на это внимания – всего лишь еще один жесткий край тяжелой жизни, – но одна теплая ночь оставила ее мягкой и дрожащей.

Они добрались до стена бани — укрытие от ветра. Монахиня отперла тяжелую дверь и впустила Нону. Горячий влажный воздух сразу же окутал ее, пар сократил видимое ей до нескольких ярдов. Вдоль фойе стояли деревянные скамьи, а высокая арка выходила на то, что могло быть прямоугольным бассейном, поверхность которого была видна лишь мельком.

Под скамейками в изобилии тянулись непонятные металлические штуки.

— Одна из них была в моей комнате! — Нона показала пальцем.

— Трубы, дитя мое. Они полые — по ним течет минеральное масло. Очень горячее. — Сестра Яблоко кивнула на арку. — Давай уберем с тебя тюремную грязь.

Нона неуверенно направилась к бассейну, гадая, насколько он глубок и горяч. Ручьи вокруг деревни никогда не доходили до колена и быстро крали ощущение от всего, что находилось ниже этой точки.

— Ты не пойдешь туда в рясе. — В голосе Сестры Яблоко послышалась смесь удивления и раздражения.

Нона повернулась и вызывающе посмотрела на монахиню, ее губы были сжаты в хмурую гримасу. Сестра Яблоко стояла, скрестив руки на груди. Одна безмолвная секунда следовала за другой, и наконец Нона начала стягивать с себя детский комбинезон Калтесса, окостеневший от засохшей крови Раймела Таксиса. Она делала это медленно и неуклюже: в деревне даже самые маленькие из малышей редко бегали голышом — лед стоял слишком близко. Только вокруг жатвенных костров или во время слишком короткого поцелуя фокуса луны Ноне было так тепло, как в монастырской бане.