Танцы в нечётных дворах - Элен Витанова

Сердце забилось сильнее. Все вопросы, эмоции и сомнения, которые она, взрослая и умная, так тщательно и почти успешно отгоняла от себя все прошедшие сутки, вдруг разом зашевелились в голове, окончательно спутались в клубок и замерли. Это была не мама. Эльза вдруг ясно и четко почувствовала — это не ее мать. Информация пришла из ниоткуда, но сомнений быть не могло. Ей вчера все показалось: атмосфера вечеринки, таинственность вокруг странной танцовщицы, похожие — да, очень похожие черты лица и возраст, в котором сейчас могла бы быть мама. И еще имя… Все, что произошло накануне, вдруг приобрело странный смысл. Не менее странно было и происходящее сейчас. Кто эта женщина? Зачем они встретились? Не опасна ли эта встреча: уже почти ночь, на пляже пусто, и неизвестно, может, здесь есть кто-нибудь еще… Эльза уже подумывала извиниться и уйти, но незнакомка — а это действительно была незнакомка — вдруг схватила ее за руку.

— Не бойся. Садись, побеседуем.

Женщина повернулась в профиль, откинув со лба рыжую прядь. Эльза, поколебавшись, присела. Собеседница казалась ей холодной и чужой.

— Простите меня, я вчера вас перепутала с… Ну, в общем, с другой женщиной.

— Знаю, с Мануэлой Марин. Ты ее дочь.

У Эльзы все поплыло перед глазами.

— Откуда вы ее знаете? Я думала… Мне показалось, что вы выглядите так, как она могла бы выглядеть сейчас… И так же танцуете. Я по ней скучаю очень…

Неожиданно Эльза обнаружила, что по щекам текут слезы, и она ничего не может с этим поделать.

— Ты с отцом здесь?

— Нет… Я здесь случайно. И на вечеринку попала неожиданно совсем.

— Да уж, и устроила всем шоу. Надеюсь, ты никому не сказала о том, что ты моя дочь?

— Нет, — Эльза запнулась. — Никому. А откуда вы знаете, как звали маму?

— Детка, ты недогадлива, что, впрочем, простительно актрисе. Вас же чужие слова повторять учат, а не думать. Я ее сестра, не заметно? И меня действительно зовут Элла.

— Сестра? Я не знала, что у мамы есть сестра…

— Наша мать сбежала сюда не одна, а с ребенком, то есть со мной. Она родила двойню, и считала, что с двумя детьми точно не выживет. Поэтому меня оставила себе, а Мануэлу — бабушке. Нам тут было не так сладко, как вам. Но я тоже выучилась танцам, даже в театре танцевала. А потом сидела в тюрьме — пырнула ножом любовничка. Когда я вышла, появилась твоя мать, и все закрутилось… Пусть лучше она сама тебе все расскажет.

— Мама жива? Боже мой… Почему же она не писала мне, не звонила? Мы думали, она утонула…

— Вот поэтому и не звонила, что вы так думали. И еще из-за любви своей… Ох, ну ее совсем.

Стало совсем темно — то ли перед глазами, то ли город окончательно накрыла ночь. Элла встала со скамейки и грациозной походкой, так не сочетающейся с ее грубоватой речью, пошла по дорожке. Эльза почувствовала, что, если она поднимется со скамейки, ноги ее не удержат.

— Ты идешь, или так и будешь сидеть?

— Иду.

Идти оказалось недалеко. Два квартала, поворот, вход в цокольный этаж старого особняка, пара темных коридоров, потом в одном — тусклая лампочка возле неведомо куда ведущей старинной винтовой лестницы. На миг у Эльзы снова появилось сомнение: а что, если эта женщина лжет? И с ней вообще опасно связываться?

Следующий поворот вывел на вполне приличную лестничную площадку, вымощенную потрескавшимся и вытертым множеством ног, белым когда-то мрамором. Элла постучала в дверь, но не так, как обычно стучат люди, а будто отстукивая мелодию. Ритм показался Эльзе знакомым. Запомнить бы на всякий случай.

Дверь открылась, но в полутемной прихожей никого не было. В следующую секунду из-за портьеры вынырнула женщина, которая была ростом чуть ниже Эллы, и, всхлипывая, кинулась Эльзе на шею.

— Лизанька, Лизанька, боже мой! Какое счастье, дорогая моя… Сокровище мое, ты такая красивая, такая невероятно красивая… В жизни еще лучше, чем на афишах!

— Эта дуреха твоими афишами всю комнату оклеила, живем как в гримерке — не наглядимся никак.

Мануэла посмотрела на сестру, потом на Эльзу:

— Деточка, не обижайся на нее, она только с виду колючая, а в остальном — прекрасная и светлая. Идем в гостиную, а она пусть кофе сварит, что ли… И покрепче, Элла!

Лицо у матери, и правда, было нежнее, чем у сестры, голос приятнее, волосы чуть длиннее. Но движения были такими же плавными и четкими, осанка — ровной, походка, несмотря на ногу — невероятно легкой.

— Мам, что с ногой у тебя?

Вот так первый вопрос матери, которую не видела семнадцать лет! Его услышала с кухни Элла и расхохоталась.

— Подстрелил ее поклонничек. У нас это семейное: если не мы, так нас. Да, Мануэла?

— Да… И нога болит иногда на погоду, поэтому Элла вместо меня танцует сейчас. Нас никто не отличает, в самом деле.

— Я сегодня, когда ее увидела, поняла, что это не ты. А вчера ваше сходство меня наповал сразило.

— Ты ее тоже шокировала, она вчера выпила полбутылки виски, когда пришла. И все говорила о том, как ты танцуешь. Покорила ты ее. Жаль, что меня там не было. Хотя я бы не выдержала, умерла на месте. Как же я люблю тебя, моя дорогая. Я знала, что мы увидимся, я знала…

— Мам, а что случилось? Почему ты не появлялась?

Это «мам» не просто доставляло ей удовольствие, это была целая гамма неведомых эмоций. Оно обрушивалось, опьяняло, увлекало, казалось чудом.

— Это так непросто. Я встречалась с одним человеком, когда приехала сюда с вами, и он хотел меня увидеть… В общем, мы не очень удачно придумали с этим заплывом. А потом он меня просто не отпустил. После Алеша, твой отец, подал в суд, и меня объявили умершей. У меня даже документов нет, я прав ни на что не имею. Меня нет как бы, понимаешь? Ни работать не могу, ни поехать никуда. Но танцевать очень хотелось, и придумались эти выступления во дворах. А тогда с этой стрельбой я еле ноги унесла — чуть не прокололись мы. В любом другом случае меня можно было предъявить как Эллу. Но в тот раз она была в отъезде, и документы были у нее с собой, а тут я с простреленной ногой в больнице. А за обман и за то, что живешь без документов, в тюрьму сажают. Мне туда не хотелось… Так что я даже по городу редко хожу. Только потанцевать и обратно, и то — чаще на такси.

— О боже, неужели нельзя документы восстановить как-то? Почему обязательно тюрьма?

— Здесь это сделать невозможно. Элла узнавала, и другие говорили… Вот и пришлось мне издалека смотреть на тебя, моя девочка.

— Я поговорю со специалистами, узнаю, как все это можно устроить.

— Ну что ты, что ты…

Мать понизила голос и махнула рукой. На тонком запястье зазвенели браслеты. Один из них, самый широкий, был украшен крупным зеленым камнем.

— У меня тоже есть малахит, — Эльза протянула матери руку с кольцом. — Вчера купила здесь. Не поверишь, у Французской проститутки.