Юби: роман - Наум Ним

Книги (кстати, вполне аккуратно завернутые в пакет, очень похожий на прежний) Недомерок припер, когда Йеф уже рассовал все московские гостинцы по предназначенным им местам.

– Хотите колбаски? – предложил Йеф. – Бутербродик к чаю?

– Спасибо, – отнекнулся Недомерок. – А зачем вам столько книг? Ставить уже некуда, – оглядел набитые полки гость.

– Это все остатки нашей московской библиотеки… Не пропадать же…

– Так вы, гляжу, предполагаете сюда на постоянно – все оттуда вывозите?..

– Как Бог даст…

– У нас говорят: на Бога надейся…

– А у вас – это где?

– В спорте… В советском спорте…

– А вы, простите, по какому виду спорта?.. Когда не учительствуете…

– Мы по стрельбе… Бац-бац! – и готово.

– А я думал, вы бум-бум…

– Нет, мы не бум-бум, а наоборот, бац-бац…

– Значит, ни бум-бум?..

Пикировка становилась все более интересной, но тут в комнату вошла Надежда Сергеевна.

– Вам самим не смешно? – осуждающе обратилась она к Йефу и Недомерку сразу. – Ну точь-в-точь мои пятиклашки…

Надежда Сергеевна работала воспитательницей в пятом. По образованию она была филологом, но филологов в школе оказалось с перебором.

– Так, значит, Щедрина любите? – повернулся на выход Недомерок. – Чтоб страну очерняли, любите?

– Любим, чтобы талантливо написано, – заледенела голосом Надежда Сергеевна. – А вы кого читаете?

– А мы – Шолом-Алейхема, – открыл дверь неприятный гость.

– Вот это правильно, – хлопнул себя по бедру Йеф. – Наш человек. Хотите колбаски?.. Кошерная…

– Надо поговорить, – сказала Надежда Сергеевна, когда они остались наедине, – но так, чтобы Данька не слышал.

Дверь в Йефовом дому была мощная, Надежда Сергеевна говорила тихо, и Недомерок напрасно напрягал слух. Это и хорошо – иначе бы он непременно пополз к шалашовой поляне вынюхивать семейные тайны и горести, а там бы он мог столкнуться с Угучем, и, чем бы это окончилось, никто знать не знает, – вдруг бы Угуч снова решил, что лучше всего Недомерка удушить…

* * *

Впервые Леонида Валентиновича обитатели лесного интерната увидели в середине прошлого учебного года – в разгар зимних каникул, а Недомерком он стал даже немного раньше, потому что теть-Оль обогнала его на заснеженной аллее и там же среди выстуженных лип так про себя и окрестила.

– Некий Недомерок в школу пелехае, – сообщила она коллегам на кухне. – Можа и проверяльщик какой – одежка уж больно ладная. Но если и проверяльщик, то все одно не по нашей части, – мудро решила она. – Ни солидности, ни степенности – нет, не по нашей…

Так его и узнали – сначала прозвищем, а потом и собственной персоной. Но Федор Андреевич познакомился с ним заочно месяца на четыре раньше – в самом начале учебного года…

– Это директор передовой школы-интерната? – спросил из потрескивающей телефонной трубки вкрадчивый голос.

– Директор, – согласился Федор Андреевич, не узнавая, кто это прикалывается.

– Корнеев Федор Андреевич?

– Да. А кто говорит? – Директора начинали раздражать аноним и его расспросы.

– У вас работает некто Прыгин?

– Кто говорит? – повысил голос Федор Андреевич.

– С вами говорит капитан государственной безопасности Матюшин. Так у Вас работает некий Прыгин Лев Ильич?

– Работает, – вспотел ладонями директор.

– Такой человек – и работает с детьми? – наигранно удивился капитан из телефона. – Оказывает воспитательное воздействие? Странно… Очень странно…

Федор Андреевич еще некоторое время послушал короткие гудки и хрястнул трубку на рычаг.

«Допрыгался. Не надо было брать этого Ильича… Все беды у нас от Ильичей… Да еще по такой рекомендации!.. А что, скажите, плохого? Что вы мне, как мальчишке, выговариваете?! Няможна брать таких настауников? – так прямо и скажите. Приказом… с печатью – нельзя и все! А то придумали себе – стра-анно им… Вроде и не одобряют, но ничего не указывают. А мне, знаете, на ваше неодобрение начхать… и даже больш. Я вам не мальчишка – меня в области знают. Не последний человек… На важном, знаете ли, месте… И член партии. Да-да, член вашей сраной партии. И не абы какой, а в составе бюро райкома!.. В общем, наплевать и – забыть… К Ильичу этому, конечно же, надо будет повнимательней и уже потом, с фактами, так сказать, подумать наново – что с ним робить. А пока – наплевать… выкинуть из головы…»

Хряпнув еще одну рюмашку от спасительной заначки из директорского сейфа, Федор Андреевич совсем успокоился.

Если Федор Андреевич и преувеличивал масштабность своей персоны в областном измерении, то самую малость. Руководимое им учебное заведение выбивалось из всесоюзно установленного строя организаций и подчинялось не районному отделу народного образования, а напрямую областному (по-тогдашнему облоно). Удивительный парадокс был в том, что стоило в верховно-определенной и для всех единой иерархии появиться исключению, вылезающему из общего ранжира, как это исключение становилось исключительностью во всем. Школа-интернат Федора Андреевича финансировалась отдельной строкой в бюджете облоно, но при этом деньги на некоторые хозяйственные нужды (от леса и кирпича на ремонт до угля на отопление) нагло гребла из районного бюджета. А кому выделить дополнительное финансирование из специальных образовательных фондов? Ну конечно же, Корнеевской школе, которая давно уже известна своими бесстыдными тратами на какие-то кабинеты лечебной физкультуры – целиком в зеркалах и ковровых дорожках. Все знают, что дорожки эти никак не влияют на действительное оздоровление воспитанников, но зато, если возникает вопрос, что показать въедливым проверяющим из столицы (республиканской или даже из самой Москвы), то никто и не сомневается – именно эти дорожки и эти зеркала… А отдай специальные фонды обычной школе – проедят бесследно и ничего стоящего не смогут показать никакой комиссии. Ну разве что изжелтелую от времени плакатную галерею пионеров-героев. Вы представьте только: приехали вы с проверкой, устали с дороги, хотите увидеть что-либо из передового опыта, новаторства хотите, чтоб сердце отдано детям и всякие новшества, а за вами повсюду следят огромные требовательные глазищи какого-то Вали Котика или совсем страшные – Павлика Морозова… Ужас!..

То ли дело владения Корнеева! И встретят и примут…

Потому и любили всякие инспекции возить сюда. Но и отдельные начальствующие в образовании чиновники частенько заглядывали к Федору Андреевичу – одни или с приятелями, как правило, тоже какими-то начальниками.

Федор Андреевич умел не только хозяйствовать, но и дружить. Причем дружбы его всегда шли в помощь хозяйству, а обширное хозяйство всегда помогало дружбам.

Например, Григорий, редкий умелец-механик, номинально заведовал котельной, но еще подрабатывал автослесарем, и его мастерство помогало владельцам престижных легковушек забыть о кошмарах отечественного автопрома и автосервиса. Не всем владельцам, конечно, но друзьям Федора Андреевича – без очереди. А еще к услугам гостей устраивалась охота, топилась банька, накрывался стол с самодельными копченостями. Ведь в школьной баньке время от времени организовывалась своя коптильня, которой пользовались все окрестные жители, разумеется, оставляя коптильщикам положенный процент лещей и окороков…