Римская Галлия - Фюстель де Куланж

быть, они заслуживали такого наименования по идеям нашего века, но они не были предателями по взглядам их современников. Во всяком случае здесь не открывается сознательной измены родине. Те, кто сражался с римлянами, и те, кто им служил, одинаково считали себя, может быть, патриотами; они только в противоположном смысле понимали интересы Галлии.

Отдельные личности в Галлии стояли за или против Рима, смотря по тому, в пользу какого рода государственных порядков склонялись их симпатии. Цезарь довольно ясно указывает, каковы его друзья и каковы противники. Он видит всегда враждебными себе людей, которые, «будучи достаточно могуществены, чтобы набрать на свои средства войско, склонны к захвату монархической власти и хорошо знают, что представитель римского правительства помешает им достигнуть этой цели»[209]. Гельвет Оргеторикс, эдуй Думнорикс[210], эбурон Амбиорикс, тревир Индутиомар, арверн Верцингеторикс – словом, все вожди крупных клиентских групп и все те вообще, которые домогались единовластия, всегда стоят против Рима. То же самое повторяется по отношению к тому классу общества внутри галльских народцев, которых Цезарь называет «толпою», «плебеями», «большинством»: следует ли простой народ мановению начальников, действует ли он самостоятельно, он всегда выказывает себя противником римлян.

Обратно, лица, которых Цезарь называет главарями племен, благородными людьми, те, которые почти везде наполняли сенат и заведовали республиканским правительством, как бы естественно привлекались к союзу с римлянами. В этом нет ничего удивительного: Рим являлся в глазах этих людей образцом самого лучшего, по их мнению, общественного порядка, который они сами стремились прочно утвердить в Галлии. Рим в те времена был еще республиканским государством, которым правил сенат и где высшие классы пользовались несомненным преобладанием. Город, который y себя скоро должен был утерять республиканское и аристократическое устройство, тем не менее работал, как увидим ниже, для установления и упрочения его надолго во всех провинциях и специально в Галлии. Таким образом, люди, которые желали торжества муниципального строя и республиканских учреждений в их стране и надеялись достигнуть цели, отдаваясь верховной гегемонии Рима, не вполне обманывались в своих расчетах.

Таково было положение, в котором находилась Галлия по отношению к Риму: с одной стороны, в ее обществе существовали группы и честолюбивые личности, которые хорошо знали, что им нечего ждать от него, с другой – в нем укреплялись партия или класс, который ожидал полной своей победы от поддержки римлян.

Несколько примеров, которые мы извлечем из ознакомления с подробностями хода событий, с очевидностью обнаружат эту истину. С самого начала государство эдуев управлялось знатью в республиканских формах. Знать призывает Цезаря на помощь. Последний, однако, в известный момент замечает, что эдуи плохо держат данные обещания; он наводит справки, и ему сообщают[211], что именно в это время в государстве волнуются толпы простонародья под руководством честолюбивого вождя; они парализуют действия законного правительства и дышат ненавистью против Рима. Тревиры также распадаются на две части: одна, которая составлена из «главарей государства», то есть из знатных, ищет римской дружбы; другая, заключающая в себе «плебеев» с могущественным начальником Индутиомаром, враждебно настроена к Риму. Индутиомар одерживает верх и в то же время заставляет племенную сходку[212] приговорить к изгнанию вождя противной стороны и решить войну против римлян. Члены высшего класса принуждены тогда покинуть страну; простой народ и Индутиомар остаются господами[213]. Победа, одержанная Цезарем, изменяет положение; знать возвращается, вновь захватывает власть в свои руки и возобновляет союз с римлянами[214]. В другой части Галлии, y лексовиев, сенат хочет поддерживать дружеские отношения с римлянами; народ же поднимает восстание, умерщвляет сенаторов и тотчас же начинает с римлянами войну[215].

Каждый раз, как какой-нибудь народец терпит поражение, мы видим, что «первенствующие лица в племени» являются перед Цезарем, уверяют его, что они сражались против воли и слагают ответственность за войну на «толпу». Такие утверждения повторялись слишком часто, чтобы можно было отрицать в них основу правды; и Цезарь действительно придавал им веру[216].

В «Записках о Галльской войне» часто встречается еще одно замечание: «галлы постоянно меняют настроение; они легкомысленны и подвижны; они любят перевороты»[217]. Цезарь действительно сделал наблюдение, что объявлению войны римлянам каким-нибудь народцем обыкновенно предшествовало: внутреннее волнение. Власть беспрестанно перемещалась, и дружба либо ненависть того или иного галльского государства зависела от партии, которая в нем правила в данный момент.

Можно отметить еще, с каким презрением отзывается Цезарь об ополчениях галлов, выступавших против него. Он изображает их почти всегда как толпу «бродяг, людей без рода и племени, воров и грабителей, предпочитавших войну и разбой мирному труду»[218]. Между тем вовсе не в интересах римского военачальника было унижать тех, кого он победил. Он описывает вещи так, как их видел. Племенные ополчения Галлии показались ему пестрою массою без организации, без дисциплины, которая сама повелевала своим военачальникам чаще, чем повиновалась им[219].

В то время как одна часть общества в галльских государствах открыто и искренно стремилась к союзу с римлянами, другая не скрывала своего предпочтения к германцам. Можно действительно заметить, что каждый раз, когда какой-нибудь народ готовится к войне с Цезарем, он предварительно отправляет посольство за Рейн с приглашением германцам вторгнуться в Галлию[220].

Таким образом, всякий в Галлии оказывался в свою очередь союзником чужеземцев; каждый галл выбирал между двумя народами, которые добивались завоевания страны. Нельзя утверждать, что в глубине души y них не существовало любви к независимости; но она была слабее, чем сословные или групповые страсти и ненависть. Весьма вероятно, что и среди галльской знати, и среди простого народа одинаково придавали значение привязанности к родине; но истинный и чистый патриотизм есть привилегия спокойных и хорошо сплоченных общественных союзов.

Только в седьмой год своего проконсулата Цезарь увидел, что против него ополчилась почти вся Галлия. До тех пор арверны оставались в союзе с ним. Это был один из самых могущественных народцев Галлии; в предыдущем веке они управлялись монархически и воевали с римлянами[221]; потерпев поражение, они однако не были покорены; римляне только отняли y них царя и заменили его аристократическим советом. С того времени они твердо хранили союзную верность римлянам; Цезарь никогда не встречал их в числе своих врагов; наиболее видные граждане, сенаторы, сам Верцингеторикс[222] искали его дружбы.

Верцингеторикс принадлежал к одному из тех семейств, которые были безмерно сильны многочисленностью зависевших от них кабальных людей. Отец его Кельтилл уже хотел сделаться царем; но сенат Герговии разрушил его планы и наказал его смертью[223]. Сам он также помышлял об единовластии. В конце концов Верцингеторикс решился поднять