Слова, из которых мы сотканы - Лайза Джуэлл

На туалетном столике завибрировал телефон. Она взяла аппарат.

– Нэш! Вот блин! Ты нормально добралась? Боже, я думала, тот хрен с горы поперся за тобой. Да, тот чудик. Слушай, у него был раздвоенный язык, или мне показалось? Ха-ха! Нет, у меня все нормально, ты же меня знаешь. Стальная печень. Да, да. Это был просто блеск, правда? Серьезно, просто улетно. Абсолютно. Да, я знаю. Сегодня? А, ничего такого, позавтракала с родителями, тетушкой, родственниками и прочими. Я ношу то платье от Kookai[13], знаешь, то самое, с пояском на талии. С высокой прической это должно быть… о, и спасибо за то роскошное ожерелье. Люблю тебя! Люблю тебя, Нэш! Я так тебя люблю, что прямо синие птички вокруг сердца порхают. Да, прямо кружат и кружат, разве ты не слышишь их песенки, послушай…

Немного позже в тот же день в «Кабаньей голове» Робин ощутила себя знаменитостью. Она приходила туда с папой и мамой с тех пор, как ей исполнилось несколько месяцев, и все вокруг ее знали. Все вокруг знали о Робин еще до ее рождения. На стене ее спальни висела газетная вырезка с заголовком «Детская радость для трагической четы из Бакхерст-Хилл». Там была фотография мамы с беспорядочно спутанными волосами, сидевшей на диване в их старом доме и обнимавшей раздутый живот; отец стоял сзади, положив руку ей на плечо. Было совсем не похоже, что они объяты «детской радостью», и выглядели они по-настоящему старыми и печальными, но, с другой стороны, им довелось пережить несколько действительно трагических лет, и трудно было ожидать радостного выражения на их лицах. Мать Робин говорила, что она не поверит в благополучный исход дела, пока не возьмет на руки своего ребенка. Это было понятно, с учетом того, через какие мучения они прошли. Но на самом деле Робин интересовало лицо отца на той фотографии. Какие чувства он испытывал, если знал, что жена вынашивает не его ребенка?

Теперь Робин сидела на коленях у своего большого и чудесного отца. Он был массивным, как прочное кресло, и от него пахло кожей и кондиционером для стирки белья. Они прекрасно проводили время. Они были счастливой семьей. Робин поцеловала отца в щеку и соскользнула с его коленей, чтобы занять место во главе стола.

– Ну, каково чувствовать себя взрослой? – спросила Джен, сестра отца.

Робин улыбнулась. Она уже несколько лет чувствовала себя взрослой.

– Мне нравится, – сказала она. – Я готова голосовать на выборах хоть каждый день. И заниматься анальным сексом.

Джен громко рассмеялась. Семья Робин принадлежала к тем людям, которые не испытывают неудобства от разговоров об анальном сексе.

– Ха-ха! – гоготнула Джен. – Да, милая, лучше делай это сейчас, пока у тебя не появятся дети. Потому что потом ты не захочешь этим заниматься!

Робин наморщила нос и постаралась не думать о том, что скрывается за этими словами.

Она обвела взглядом членов своей семьи: маму, папу, родственников и тетушку – и уже не в первый раз подумала: «Я отличаюсь от вас». Причем не только это, но и «я лучше вас». Это была нехорошая, даже отвратительная мысль, но Робин ничего не могла с собой поделать. Всю свою жизнь она была другой. Одиннадцать GCSE, четыре AS, четыре A[14]. Готова приступить к изучению медицины в лондонском Юниверсити-колледже. Последовать по стопам своего славного и загадочного отца, настоящего отца, который наделил ее такими талантами.

Она встала в очередь за мясными блюдами и улыбнулась шеф-повару Стиву, немного потевшему под жаркими лампами в белом колпаке и потрясавшему большим, остро наточенным ножом.

– С днем рождения, Робин! – с застенчивой улыбкой произнес он.

– Спасибо! – Робин улыбнулась в ответ.

Стив был влюблен в Робин. В начальной школе они учились в одном классе, и уже тогда он был влюблен в нее. Все знали об этом. Возможно, он сам напросился на сегодняшнюю работу, поскольку знал, что Робин будет праздновать свое совершеннолетие.

– Я достал тебе пригласительную карточку, – сказал он, вытерев испарину со лба тыльной стороной ладони и отрезав Робин несколько ломтиков индейки. – Отдам позже, когда приберусь тут.

Робин снова улыбнулась и кивнула. Она не сомневалась, что ему хочется поцеловать ее.

– Спасибо, Стив, – сказала она. – Правда, это очень мило с твоей стороны.

– Хочешь, положу немного начинки?

– Нет, не надо. Положи чуть-чуть бекона.

– Ты выглядишь изумительно, – сказал он.

– Еще раз спасибо. Ты выпьешь с нами, когда закончишь? – поинтересовалась она. – Полагаю, мы еще долго просидим здесь.

Его лицо обмякло, как взбитое тесто, и он поспешно кивнул.

– Да, это будет здорово, – пробормотал он.

Робин положила себе на тарелку жареную картошку, влажные букетики отварной брокколи, кучку брюссельской капусты и щедро полила все это густым винным соусом, которым славилась «Кабанья голова». Потом она отнесла нагруженную тарелку к столу, где все заохали и заахали, удивляясь ее мужскому аппетиту, и сказали: «Ох, куда же ты все это положишь? Должно быть, у тебя безразмерный желудок!» Робин смотрела на своих хорошо упитанных родителей, на довольно пышные формы своей тети, которая славилась замечаниями, вроде «Мне стоит лишь посмотреть на кусок чизкейка, и я сразу же подрастаю на один размер», на своих родственниц с их маленькими ротиками, мучнистыми лицами и широкими ступнями и думала: «Нет, я не одна из вас. Я принадлежу к собственному племени, некогда перемещенному на эволюционной лестнице вверх». Это не означало, что она не любила их. Она любила членов своей семьи со звериной страстью. Но есть люди, которые любят со звериной страстью своих собак; это не означает, что между ними есть родственная связь.

– Ты хорошо развлеклась со своими друзьями вчера вечером? – спросила тетя Джен.

– Потрясающе, – ответила Робин. – Это была лучшая вечеринка.

– Я помню свое совершеннолетие, – сказала Джен. – Я носила комбинезон и перманентную завивку. Думала, что я выгляжу, как Брайан Мэй[15]. – Она рассмеялась. – В восьмидесятые годы нелегко было выглядеть женственной. В наши дни девушки так красиво одеваются! Для вас в магазинах есть так много чудесных вещей!

Телефон Робин завибрировал, приняв текстовое сообщение. Это был Кристиан: «Эй, детка, чем занимаешься?»

Она застонала. «Эй, детка». Не имеет значения, как хорошо пахнет от парня, если он посылает тебе сообщения с такими словами. Она передернула плечами и набрала ответ: «Обедаю вместе с семьей. Как-нибудь увидимся». Она специально не поставила знак вопроса в конце последнего предложения. Знак вопроса означал бы, что она надеется на встречу с ним. На самом деле все было наоборот. Она была рада провести остаток своей жизни, никогда и нигде не встретившись с ним. Робин не интересовалась парнями из своего круга общения, по крайней мере, в таком смысле. С ними было приятно выпить, повеселиться, даже разок переспать. Но для долгой совместной жизни, возможно до самого конца, мог подойти только врач.