Их судьба – шпионаж - Игорь Григорьевич Атаманенко

заграничную лечебницу стало одним из факторов, побудившим Фельдбина к переходу в Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ (внешняя разведка).

Свершилось! Летом 1926 года Фельдбин под «крышей» торгпредства и с паспортом Льва Николаева отправился «легальным» резидентом в Париж, где Веронику поместили в кардиологическую клинику.

РЕЗИДЕНТ-КАЗНОКРАД

«Игра на чужом поле» в Париже для Фельдбина-Николаева началась с учебы. Резидент узнал, что «расчет» означает физическое устранение агента противника, а тот, кто его ликвидирует, — «чистильщик»; «тайниками» и «дубками» обозначают места, где оставляют донесения; агент-провокатор противника называется «подставой», а «земляками» — коммунисты из других стран.

Ему также пришлось постигать азы шпионского ремесла: как оторваться от «хвоста» — наружного наблюдения; как «провериться», — моментально сменить на маршруте вид транспорта: пересесть из автобуса и метро в такси и наоборот; как использовать библиотеки и кинозалы для передачи и приема документов, а для особо важных встреч — конспиративных явок — кабинеты доверенных врачей-урологов.

В повестку дня Фельдбина как резидента ИНО ОГПУ входило не только добывание и передача информации в Центр, но и наблюдение за безопасностью и политической благонадежностью персонала посольства и торгпредства. И, кроме операций против внешних врагов, он вынужденно занимался «подчисткой» промахов Центра, допущенных при создании закордонных агентурных сетей в начале 1920‐х.

Проблема была в том, что за границу засылалось много сотрудников, совершенно непригодных для работы в качестве бизнесменов. Получив в свое распоряжение роскошный особняк с многочисленной обслугой, что по идее должно было производить гипнотическое впечатление на потенциальных кандидатов в агенты, оперативник становился беспомощным и терпел крах, едва только дело доходило до вербовки.

Хуже того, выделяемые для оплаты агентуры огромные средства превращали оперативника в казнокрада, так как он, не в силах противостоять соблазну, присваивал их. Как это случилось с Юрием Прасловым, первым советским нелегальным резидентом во Франции.

С латвийским паспортом и под легендой бизнесмена Праслов появился в Париже, чтобы открыть экспортно-импортную фирму. Несмотря на то, что был арендован огромный особняк и нанят многочисленный персонал, Праслов не заключил ни одной сделки, не завербовал ни одного агента, но все деньги из оперативной кассы потратил.

В поисках выхода из критической ситуации он обратился за помощью к своему другу, главе советского торгпредства Ломовскому. Тот передал Праслову большую партию экспортных товаров для реализации, что сулило резиденту внушительные комиссионные.

Тесная деловая связь между латвийским бизнесменом и главой русского торгпредства вызвала повышенный профессиональный интерес у французской контрразведки.

«Сюрте женераль» установила такое плотное наблюдение за Прасловым, что он даже в ресторанный туалет ходил в сопровождении сыщиков «наружки», так что о выполнении заданий Центра не могло быть и речи.

Тем временем, благодаря большому объему операций, проходивших через торгпредство, в распоряжении Праслова оказались десятки миллионов франков. Прикарманив пару миллионов и потратив их в публичных домах, Праслов, по его собственному признанию, «мучимый угрызениями совести, чтобы вернуть другу украденное», решил попытать счастья за ломберным столом «Казино де Довиль». В итоге спустил еще девять миллионов франков.

Праслова расстреляли бы, если бы не личное обращение начальника ИНО Трилиссера к Сталину. Невозможно представить, что такого убедительного мог сказать шеф разведки в оправдание своего протеже и подчиненного, но Сталин сделал нехарактерный для него жест великодушия — вместо расстрела отправил горе-резидента на пять лет в лагерь.

…Проанализировав случаи, подобные «казусу Праслова», которые имели место не только в Европе, но и в Азии, Фельдбин пришел к заключению, что в начале 1920‐х ОГПУ за границей не занималось разведкой, а попросту играло в нее.

Но и это еще не всё! Самое плохое было в том, что практика размещения резидентур в посольствах и связанных с ними торгпредствах превращала эти институты в подобие громоотводов: при провалах наших разведчиков на головы «чистых» дипломатов сыпались обвинения в вероломстве, а на местных коммунистов, контактирующих с людьми из посольства, наклеивались ярлыки шпионов и предателей.

В этой связи Фельдбин направил в Центр рапорт, в котором, в частности, отметил: «Каждый раз, при разоблачении разведывательной группы, работавшей в пользу СССР, следы вели прямо в советское посольство со всей вытекающей отсюда враждебной шумихой.

Советскому правительству было бы желательно реорганизовать свои разведоперации на территории других государств таким образом, чтобы, в случае провала сотрудников, следы не вели в посольство, и правительство получило бы возможность отрицать любые связи с провалившейся разведывательной группой».

В конце 1920‐х годов резидент еще мог позволить себе такую роскошь — не бояться высказывать новаторские предложения и критиковать действия Центра и даже правительства!

«ДУТЫЕ» АЛМАЗЫ

Пока существовала Веймарская республика (1919–1933 гг.), Берлин был шпионской столицей Европы, а торгпредство СССР — мозговым центром советской разведки, действовавшей на континенте. Управлял этим центром резидент Фельдбин, прибывший в январе 1928 года в Берлин под прикрытием сотрудника советского торгпредства Льва Лазаревича Фельделя.

Внушительные размеры здания торгпредства были внешним отражением скрытых масштабов конспиративных взаимоотношений между Советским Союзом и Германией после разрыва в 1922 году Веймарской республикой с остальной Европой из-за заключения сделки с советским правительством[15].

Появлению Фельдбина в Берлине предшествовало обнародование Первого пятилетнего плана (1928–1932 гг.), который предусматривал превращение СССР в индустриальную державу. Руководство ОГПУ, соразмеряя свою деятельность с планами ВКП(б), сформировало в ИНО еще одно подразделение — VII отделение, занимавшееся экономической разведкой. Его сотрудникам предстояло добывать то, что Комиссариат внешней торговли не способен был заполучить через заключение легальных контрактов или через лицензирование германских промышленных технологий.

Растущий спрос в Советском Союзе на алмазы для режущих инструментов, используемых в оборудовании нефтяной промышленности, заставил Комиссариат рассмотреть предложение Круппа о поставке недавно изобретенных его концерном «види» — так назывались искусственные алмазы (по-немецки «wie diamant», т. е. «подобные алмазам»).

Со своей стороны, Комиссариат тяжелой промышленности закупил партию «види» для пробы в бурильных операциях. Когда их утилитарные достоинства подтвердились, было решено заключить контракт с Круппом о строительстве в Союзе завода по производству промышленных алмазов.

Немецкие инженеры, приехавшие в Москву для заключения договора, заломили непомерную цену — десятки миллионов марок. Сталин приказал начальнику ОГПУ Менжинскому обеспечить страну искусственными алмазами. Тот, в свою очередь, дал задание резиденту в Берлине добыть секрет изготовления «види».

Выполнение задания Фельдбин превратил в своеобразный спектакль для Лубянки.

Во-первых, он доказал руководству ИНО, что для него, как опричника, добывание алмазов по приказу вождя — самое желанное действо на свете.

Во-вторых, что он — не бездумный исполнитель, а умелый организатор замысловатых операций.

…Первым делом надо было выяснить местонахождение завода-изготовителя, фамилии изобретателя и инженеров, отвечающих за производство.

Для этого Фельдбин привлек надежного агента, доктора «Б» из Берлинской высшей технической школы, которого завербовал, еще работая