Закрой глаза - я тут - Ксения Баженова

– Ты кто? – спросил парень по-русски. Хриплый голос сорвался, и он закашлялся.

– Я Кира. Но итальянцы на свой манер называют меня Чира. Симпатично, правда?

Он обвел взглядом пространство. «Все-таки его нашли. Знает ли она что-нибудь?»

– Ты откуда взялась?

– Приехала расписывать спальню и нашла тебя в саду около какой-то ямы. А где хозяйка?

– Уехала куда-то.

– Машина вроде во дворе стоит.

– У нее две. Слушай, принеси чего-нибудь поесть, пожалуйста.

Есть не хотелось, но надо было обдумать сложившуюся ситуацию…

– Вот, бульон, – услышал он вскоре Кирин голос. Она пристроилась сбоку и поднесла маленький кувшинчик к его губам. Вкусная жидкость пролилась внутрь и наполнила его давно забытым состоянием тепла и надежды. Он боялся вновь заснуть, хоть тело, почувствовав покой и расслабление, обмякло на подушках. Сначала надо выяснить: кто она и что знает, а потом уже… За окном светало, но дождь все еще продолжал шуршать по листьям.

– И сколько времени?

Кира посмотрела на телефон.

– Почти шесть утра. Поспи еще. Ты совсем слабый.

– Нет, нет. Вдруг ты исчезнешь. Я не хочу, чтобы все оказалось сном. – Уже давно потеряв связь со временем, он так обрадовался, услышав простое человеческое, реальное «почти шесть утра», и не хотел терять это ощущение. – У тебя есть телефон, и он работает?

– Ты как будто из прошлого века, – засмеялась Кира. – Что тебя так удивляет? Есть телефон, но не работает. Сеть не ловит.

– Здесь в горах и так плохая связь, а во время ливней вообще… Поймает еще. И зарядник есть? – спросил он и тут же подумал: «Хотя зачем мне телефон и зарядник?»

– Есть. Слушай, тебя вообще как зовут?

– Я не помню. Наверное, уже никак.

– Очень приятно, – засмеялась она. – А меня Кира. Я уже говорила, кажется. Ты не знаешь, сколько тут до ближайшего города? Что-то я на такси слишком долго ехала.

– Километров сто, а может, двести. Я не знаю. А тебе зачем?

– Да папа обещал доставку красок на ближайшую почту заказать, а потом бы их сюда привезли.

– А-а-а. Я, честно говоря, даже не знаю, как он называется.

– А что ты делал у ямы этой?

– Пытался умершую собаку закопать.

– Умершую? Как жалко. Старая была?

– Старая уже, очень болела. Здоровенный ньюф такой. Хозяйка уехала, а псина раз, и все… Ждать невозможно было, жара, вонь. Вот я и решил сам.

– А ты-то чего? Что с тобой случилось?

– Да я… – Парень махнул рукой, как бы желая сказать: «Что с меня взять?» – пил очень много. Почти ничего не помню. Кажется, рухнул с качелей. Мог башкой удариться. – И перевел взгляд на поврежденную руку. – Это, наверное, тоже оттуда. Очень болит.

– Интересно, долго ты лежал под дождем? Наверное, не очень, раз не успел подхватить воспаление легких. Да и тепло. – Она легонько дотронулась до ставшей одним большим черным синяком кисти. – Надо бы лед приложить. Я сразу не догадалась. Может, сейчас? Хотя бы просто облегчить боль. – Кира, не испытывая ни тени сомнения по поводу услышанного, смотрела сочувственно.

– Давай. – И она снова сходила к холодильнику.

Никогда не знаешь, как повернется жизнь. Сегодня ты «золотое перо» в глянцевых журналах, а завтра ночуешь на вокзале, как бомж. «Приеду и напишу об этом статью. С места событий», – пытался бодриться Дима. Обратный билет у него был с открытой датой, и можно пойти и поменять его прямо сейчас. Но он пока не решался. Не сдаваться же вот так просто, не отказываться от удачи, пришедшей в руки, после первых же не очень серьезных, честно говоря, испытаний! Ну подумаешь, временно остался без денег, нечего жрать. Переживу, утро вечера мудренее. Думая об этом, он прошелся по кафе. Вкусно пахло свежей выпечкой. За столиком очень симпатичная девчонка уплетала сэндвич и запивала его кофе с молоком из большой чашки, читая книжку. Дима по привычке захотел подойти познакомиться, но передумал. Не то настроение. Самый дешевый бутерброд стоил евро шестьдесят. Он порылся в кошельке. «Денег ноль. Секса ноль…» Все забрал таксист. И книжки у него тоже нет. И сигарет. «Музыка сдохла…» – крутились в голове слова из песни Земфиры. Внезапно накатилась сильнейшая усталость, и он пошел искать, куда бы присесть. Невозможно даже сдать чемодан в камеру хранения.

Народа было мало. Почти все казались ему подозрительными. Ночью на вокзале бдительность обостряется. Он все никак не мог приткнуться, наконец нашел свободный уголок и сел, разглядывая людей и размышляя: «Что же случилось? Наверняка она просто перепутала рейс. Но что произошло с карточкой? Не могла ведь она ее заблокировать. А если могла? Вот сука. Или я успел потратить все деньги?»

Когда сидеть стало совсем тяжело, он заткнул за резинку трусов документы, заправил сверху рубашку, достал из чемодана свитер и лег на него. Лежа на жестких сиденьях, он думал о том, что напишет в статье, когда вернется. И очень быстро заснул. Но скоро проснулся – от духоты, каких-то сюрреалистических кошмаров и ломоты во всем теле. Нестерпимо хотелось есть. Вдруг он вспомнил, что в чемодане лежит бутылка водки, он взял ее на всякий случай, по традиции, вместе с банкой икры. Икру он, конечно, откупорить не сможет. Но водка! Дима раскрыл чемодан. Достал бутылку, откупорил крышку, сделал несколько больших глотков, и его чуть не стошнило, но через несколько минут приятное тепло разлилось по телу, он выпил еще, поправил документы, почти съехавшие в трусы, отхлебнул водки еще, потом еще, почти опустошенную бутылку поставил рядом, снова лег и вырубился. В какой-то момент его разбудил полицейский, чтобы проверить документы. Дима сначала ничего не мог сообразить, башка раскалывалась на части, во рту будто нагадили кошки. Страж порядка пролистал паспорт, билеты, пытался задать какие-то вопросы на итальянском, Дима отвечал на английском, и ему было очень плохо. Они друг друга не понимали. Полицейский позвал напарника, тот снова долго смотрел документы. Больше всего Диме хотелось лечь и отключиться, глаза закрывались сами собой. Но последовали вопросы на ломаном английском. И Дима объяснил, что его подруга перепутала рейс и что-то случилось с карточкой, но знакомая уже завтра его заберет. Бравые итальянские парни переглянулись, ухмыльнулись, пожали плечами, обсудили что-то на своем, махнули рукой, вернули документы и отошли. Портмоне перекочевало в свое тайное место, а Димино тело – на лавку уже «на автомате», потому что в эту секунду он снова крепко спал. Утро принесло три новости – одну плохую, одну хорошую и одну непонятную. Первая была такова: чемодан исчез. Как и бутылка с остатками водки, стоявшая рядом. «Украли все-таки, суки». Голова трещала, как перезревший арбуз, и на чемодан ему было наплевать. Жалко, вещи очень хорошие в нем были, почти не успел поносить, но он купил их на Адины деньги, а потому хрен и с ними. Вот водкой неплохо было бы похмелиться. Вторая – даже не новость. Ему было очень, очень плохо, тошнило и мутило, безумно хотелось пить и совсем не хотелось ни есть, ни курить. И третья новость – это длинные гудки, когда он позвонил по Адиному номеру. Телефон включен, но никто не отвечает. Ехать в аэропорт менять билеты Дима был не в состоянии. Да и не на что. «Полежу еще немного и тогда подумаю, как действовать дальше», – решил он и занял свое уже привычное положение на жестких сиденьях. В ушах стоял гул проснувшегося вокзала, сотканный из голосов людей, шелеста колес чемоданов и тележек по мраморному полу, сигнальных звонков и следующих за ними объявлений на итальянском и английском языках о прибытии, отбытии и задержках поездов. Но в его уголке было более-менее тихо, он удачно выбрал место, толпа сюда пока не добралась. Грязный, потный и пребывающий в прострации Дима постепенно погрузился в неспокойную дремоту, из которой его вырвал телефонный звонок.