Джек - Брильянт - Уильям Кеннеди

Потом соломку с пола подобрал, она тоньше пальца, ей водить удобнее — нет, все равно ничего не понятно. Тогда, на всякий случай, схватил ложку и поверх рисунка нацарапал на стене: «Джо Виньола никому не сделал ничего плохого, но его все равно посадили». Джо мечтал даже обзавестись в тюрьме пистолетом, хотел, чтобы жена пронесла его в лифчике, но не знал, как к ней с такой просьбой подступиться. А окружной прокурор каждый день твердил ему одно и то же: «Не волнуйся, Джо, по делу об убийстве мы всегда свидетелей под замком держим. Так оно спокойнее. И нам, и вам. Сам понимаешь, Джо, ты ведь здесь в большей безопасности, чем на воле». — «Но я хочу домой», — говорит ему Джо, а прокурор ему: «Что ж, пожалуйста, только это тебе двадцать тысяч будет стоить». — «Двадцать?» — «Двадцать». — «Но я же ни в чем не виноват, вы не того взяли». — «Нет, — прокурор говорит, — того. Того самого. Ты ведь единственный видел, как Джек-Брильянт со своими дружками в «Высшем классе» гулял». — «Нет, я не единственный», — не соглашается Джо. «Верно, Джо, ты не единственный. Есть у нас и другие свидетели. Бармен, к примеру. И Билли Риган — он уже на поправку пошел. Справимся — и не такие дела распутывали».

Через восемь дней после того, как Джо Виньолу посадили, его жене позвонили по телефону и сказали: «Значит, так. Открой «Дейли ньюс» на такой-то странице и посмотри, что случилось с Уолтером Рудолфом». Уолтер Рудолф был свидетелем, который согласился дать окружному прокурору признательные показания и которого вскоре после этого двое детишек нашли неподалеку от Бордентаун-Тернпайк, в районе Саут-Эмбой; Рудолф лежал на мостовой в своем синем костюме из саржи; из лужи извлекли его соломенную шляпу, а из него самого — одиннадцать выпущенных из пулемета пуль.

Тогда-то меня и привлекли к этому делу. Жена Виньолы неожиданно утратила связь с его адвокатом, а мой старый приятель Лью Миллер, который всю жизнь подвизался в шоу-бизнесе, ставил спектакли на Бродвее, финансировал «Высший класс» и знал Джо Виньолу настолько хорошо, что счел возможным за него заступиться, позвонил мне и попросил бедняге помочь.

Хорошо помню свой первый разговор с Джо.

— Зачем ты рассказал полиции то, что видел? Зачем в присутствии присяжных подтвердил, что на фотографиях — Джек-Брильянт и Чарли Филетти?

— Потому что я хотел, чтобы люди знали — я тут ни при чем. Потому что я не хотел, чтобы меня сажали в тюрьму за утаивание улик. А еще потому, что легавый дважды ударил меня по лицу.

— И все-таки почему ты это сделал, Джо? Может, ты хотел, чтобы твое имя попало в газеты?

— Нет, кроме меня, давал показания и Билли Риган, он — главный свидетель, а не я. У полиции было как минимум двадцать пять свидетелей, посетителей клуба, и все они, по словам прокурора, говорили одно и то же.

— Но мы же знаем, что собой представляет Джек-Брильянт и люди вроде него. Неужели ты их не боишься? Тебе что, жить надоело?

— Нет, конечно. Просто я не одобряю убийств, не одобряю таких, как Джек-Брильянт или Чарли Филетти. Я рос в католической семье и ценю честность. Я знаю, как в таких случаях должен вести себя примерный гражданин. Разве в церкви, по радио или в газетах нас всех не призывают быть достойными гражданами? Мы не можем допустить, чтобы эти бандиты взяли власть над Америкой. Если сам не дашь им отпор, разве можно ждать этого от других? Как после этого смотреть на себя в зеркало?

— И все-таки почему ты на это решился? Оставь всю эту бодягу и скажи как есть. Почему?

— Почему? Да потому, что надоело жить поджав хвост. Джек-Брильянт любит называть нас «подопытными кроликами». Так вот, я ему — не подопытный кролик. Джо Виньола — американец итальянского происхождения, и хвост поджимать не будет ни перед кем.

— Ни перед кем, говоришь?

— Ни перед кем.

— Ну и пеняй на себя, придурок.

Я связался с адвокатом Чарли Филетти, которого задержали в Чикаго по подозрению в убийстве в «Высшем классе». Джека же им поймать так и не удалось. Адвокату я сообщил, что бедняга Джо обвинению не понадобится, поскольку, когда начнется суд, он уже все забудет, и что мне хотелось бы связаться с кем-то из людей Брильянта, чтобы передать эту информацию Джеку — пусть знает, что Джо, хоть и не хочет «жить поджав хвост», опасности для него не представляет. Адвокат связал меня с Джимми Бьондо, с которым я встретился как-то вечером в «Серебряной туфельке» на Сорок восьмой улице. Вот к чему свелась наша беседа:

— Ты гарантируешь, что он не «наседка»?

— Гарантирую, — сказал я.

— Как?

— Любым способом, только не в письменном виде.

— Ублюдок он, вонючий ублюдок.

— Не бойся, он ничего не скажет. И перестань угрожать по телефону его жене. У них трое детей. Он славный парень, итальянец, как и ты. Он никому не причинит вреда. Сосунок.

— Душить бы таких сосунков при рождении, — заявил златоуст Джимми.

— Вреда не причинит — гарантирую. Что ты от меня-то хочешь? Я — его адвокат. Уволить меня он не может. Он еще ни разу не платил мне.

— Собачий сын, я ему…

— Спокойно. Он ничего не скажет.

— Я ему скажу…

— Гарантирую.

— Гарантируешь?

— Гарантирую.

— Смотри…

— Сказал же, гарантирую. А когда я говорю «гарантирую», значит, гарантирую.

— Дело другое…

— Вот именно, Джимми. Слово даю. Джо ничего не скажет.

— Мразь.

Вскоре после этого Джо рассказал мне, что как-то ночью Джек-Брильянт, переодетый бойскаутом, проник за решетку его камеры и встал у его койки. «Пора тебе проткнуть ушки», — сказал он и с этими словами вонзил свой бойскаутский нож Джо в левое ухо. «Помогите! — завопил Джо, чувствуя, что из дырки в ухе вытекают на пол мозги. — У меня мозг из ушей вытекает!» — «Заткнись, псих ненормальный», — отозвался чей-то голос из-за стенки.

Но сам Джо себя «психом ненормальным» не считал, и, когда психиатр поинтересовался, почему он прячет пищу под матрас, ответил:

— Это я Джеку-Брильянту еду припасаю. Придет голодный, а дать мне ему будет нечего — беды потом не оберешься.

— А тебе не приходило в голову, что, если прятать еду под матрац, она испортится и будет вонять?

— Ну и что, что испортится. Мое дело — предложить.

— А зачем ты накрыл голову одеялом?

— Хотел быть один.

— Ты и был один.

— Я не хотел, чтобы ко мне приходили посетители.

— Значит, если спрятаться под одеяло, посетители не придут?

— Нет, почему же, я их все равно сквозь одеяло увижу. Но так все-таки спокойнее.

— А ложку зачем ты спрятал?

— Чтобы посетителям было чем есть.

— Тогда зачем ты царапаешь ею каменный пол?