Один из лучших дней (сборник) - Яна Жемойтелите

Почему счастье рано или поздно оборачивается блефом? Почему оно из первоначальной стадии глупого восторга не может перерасти во что-то более спокойное и разумное, но прочное? И почему я так легко клюю на эту мормышку, которую мне раз за разом зачем-то подсовывают?

Я выхожу из примерочной и возвращаю платье на вешалку, потому что оно мне, похоже, уже не поможет. То есть я сама в любом наряде останусь старой вешалкой, тем более для модного фотографа Павла, для которого я наверняка просто очередной экзотический экземпляр в его коллекции.

Водопьянов успевает испариться, как незначительная лужица. И я думаю: а что же это со мной такое было? Неужели я собиралась променять Владьку на этого козла? Хотя с моей стороны все как раз было по-настоящему. Влюбилась, ну. Значит, для меня эта любовь все равно состоялась, и это главное.

* * *

Еще довольно светло, и я стою в вестибюле в ожидании Марины Андреевны Лебедевой. От дверей сквозит, и мне немного холодно. За стеклянной дверью библиотеки виден тротуар, по которому граждане возвращаются с работы домой – все мимо, мимо нашей библиотеки, да и много ли нынче осталось чокнутых на книжках людей? Дальше, за тротуаром – шоссе, отороченное грязным снегом, по которому тоже спешат машины, только усиливая мое внутреннее ощущение протекающей мимо жизни. На втором этаже, куда ведет широкая парадная лестница, которая некогда, очевидно, символизировала открытый путь к знаниям, уже расставлены стулья в читальном зале, установлен экран, и стайка бабушек, которые традиционно посещают все библиотечные мероприятия, уже успела занять свои места. Когда я еще училась в университете, эта широкая лестница была накрыта ковровой дорожкой, потом однажды кто-то на этом ковре споткнулся и кубарем скатился вниз, увлекая за собой дорожку. Слава богу, обошлось без жертв, но дорожку убрали, а вслед за ней и бюст Ленина, который некогда встречал всех входящих в читальный зал, вместе с ним исчезла торжественность момента, именно ощущение, что книга – источник знаний, друг, помощник и т. д., а не просто легкое чтиво. И может быть, Марина Андреевна Лебедева подспудно хочет именно этой торжественности, что вот сейчас ей будут внимать слушатели. А слушателей-то три с половиной бабушки, ну еще пара-другая не знакомых мне людей. Наконец у самого входа останавливается знакомая мне красная «Ауди», из которой выходят Маринка с Павлом. У него в руках огромный букет цветов, о котором он мне говорил, и мне становится даже немного завидно, потому что мне, пожалуй, никогда не дарили таких шикарных букетов, даже в лучшие времена. Ну разве что три розочки-гвоздички.

Маринка улыбается, она в приподнято-нервозном состоянии, и это меня настораживает. Мы обнимаемся как старые подруги. То есть это вовсе не сравнение, мы обнимаемся в качестве старых подруг. И я провожу Маринку с Павлом в зал. Павел – в строгом костюме, галстуке змеиной расцветки, с этим своим букетом – похож на жениха, от него пахнет дорогим одеколоном, и вообще он торчит как гвоздь посреди этого нашего собрания древностей – я имею в виду книжные раритеты и милых библиотечных старушек. Лица помоложе усаживаются в первом ряду. Скорее всего, это люди, которых пригласила Маринка, они здороваются с ней, и она кивает в ответ.

В последнем ряду, полускрытый колонной, сидит наш местный сумасшедший Баранников. У него интересная прическа: сверху плешь, а на линии ушей начинаются кустистые кудри до плеч, как какой-то половинный парик. Очевидно, прическа соответствует раздвоенности личности: Баранников – сумасшедший официально, со справкой о психическом расстройстве, которое выражается в крайней подозрительности и боязни спецслужб. Баранников просиживает все дни в читальном зале, шаря по сайтам и даже кое-что пописывая на тему военно-патриотического воспитания. Как ни странно, заметки даже иногда публикуют в газетах, то есть в данном случае либо текст не выдает его безумия, либо газетные штампы это безумие умело маскируют. Баранникова я тоже отмечаю в паспорте мероприятия, он, по крайней мере, улучшает статистику. Я еще обращаю внимание, что Маринкино платье надорвано на боку по шву и заколото булавкой, и предлагаю ей свой меховой жилет, сославшись на то, что в зале холодно. Она с радостью надевает его. Теперь все в порядке, можно начинать.

Приняв официальный вид, я представляю Марину Андреевну Лебедеву, по образованию терапевта, а по роду занятий – врача-гомеопата, стажировавшегося в гомеопатической клинике Лондона. Марина Андреевна меж тем устанавливает в ноутбук флешку, открывает первую страницу своей презентации, и на экране появляется надпись «Какой мерой мерите, такой и вам будет отмерено».

Марина Андреевна без вступления говорит, что главный вывод, который она сделала не только из многолетней врачебной практики, но и просто из жизни, – это то, что ни в коем случае нельзя никому завидовать. Вот, бывает, мы смотрим на фотографию дружной семьи, на которой все сидят за одним столом, улыбаются, и думаем: счастливые. А ведь это только фото, а что там на самом деле происходит внутри этого семейства – кто знает? И вот стоит нам только позавидовать, как мы принимаем на себя не только весь семейный позитив, но и негатив.

И я думаю мимоходом, что вот только что позавидовала Маринкиному букету – не всерьез, конечно, с иронией, но все равно позавидовала. И что же такого плохого ко мне успело прилипнуть?

– Я в жизни много завидовала, – говорит Марина Андреевна, – сослуживцам, потом, когда открыла частную практику – конкурентам.

Да кому ты там завидовала, Маринка? Ты же искренне радовалась чужим успехам, как нас и учили в комсомольской организации. Зачем наговаривать на себя?.. Моя вторая мысль – что это же она про себя сейчас сказала, ну, в смысле, кто знает, что там происходит внутри ее семейства. Почему у нее сегодня порвано платье по шву? Платье с длинными рукавами – может, она по-прежнему маскирует синяки? Или они мне просто почудились?

Далее Марина Андреевна говорит, что врач – первый враг Бога, потому что пытается устранить симптомы, которые как раз свидетельствуют о том, что что-то не в порядке не в теле человека, а в его душе. Что человек делает что-то не так. И я смотрю, как вытягиваются лица библиотечных бабушек, которые пришли послушать советы врача, как весь перетекает в слух Баранников, выдернувшись из-за колонны, а Павел Лебедев нервно придерживает змеиный галстук, как будто тот собирается уползти. Но главное, что наши сотрудники, которые в данный момент находятся в зале, отрываются от мониторов и вопросительно на меня смотрят. А Марина Андреевна без запинки продолжает, что она как врач, в принципе, никого вылечить не может, если только человек сам этого не хочет. А он в первую очередь должен хотеть что-то изменить в себе, и на экране появляется следующая надпись: «Не судите, да не судимы будете». Например, гневливые лидеры прежде всего выжимают соки из своих подчиненных, а в результате зарабатывают себе гипертонию. Вообще, рассуждения Марины Андреевны весьма слабо сочетаются с евангельскими заповедями, хотя последние и дают свободу толкования, и я уже лихорадочно ищу повод вклиниться в презентацию Марины Андреевны, как вдруг Баранников подает голос:

– В «Сигме» несвежими продуктами торгуют, дохлятиной всякой. Так вот я хочу спросить, куда смотрит ФСБ и кто контролирует поставки.