Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным - Сесил Скотт Форестер

Можно поставить под сомнение разумность его действий. Быть может, его обвинят в том, что он опрометчиво вступил в бой с многократно превосходящим противником. За это могут уволить со службы, обречь на нищету и всеобщее презрение, а могут ограничиться выговором, то есть всего лишь погубить его карьеру. Трибунал — непредсказуемое испытание, из которого мало кто выходил невредимым. Кокрейн, Сидней Смит и еще пяток блестящих капитанов пострадали от трибуналов. Никому не нужный капитан Хорнблауэр может оказаться следующим.

И трибунал — не единственное испытание, которое ему предстоит. Ребенку уже больше трех месяцев. До этой минуты он не думал о ребенке всерьез — девочка это или мальчик, здоровый или слабенький. Он тревожился о Марии, однако, если быть до конца честным, сознавал — он не хочет возвращаться к Марии. Не хочет. Их ребенок был зачат под влиянием дикой, сводящей с ума ревности к леди Барбаре, которая тогда как раз вышла замуж за Лейтона. Мария в Англии, Мари во Франции — совесть укоряла за обеих, и вопреки ее укорам исподволь закипало влечение к леди Барбаре; притихшее в водовороте событий, оно обещало перейти в неутолимую боль, раковую опухоль, стоит другим заботам отпустить — если это хоть когда-нибудь произойдет.

Буш у румпеля заливался соловьем. Хорнблауэр слышал слова и не понимал смысла.

— Кхе-хм, — произнес он. — Совершенно верно.

Простые радости Буша — дыхание моря, качание палубы под ногами — не трогали Хорнблауэра. В голове теснились горькие мысли. Резкость последней фразы остановила Буша в самый разгар безыскусной и непривычной болтовни. Лейтенант прикусил язык. Хорнблауэр дивился, как Буш любит его, несмотря на все обиды. Не желая — сейчас, по крайней мере, — верить в проницательность своего первого лейтенанта, Хорнблауэр с горечью говорил себе, что Буш, как пес, — бежит, виляя хвостом, к человеку, который его побил. Он ненавидел себя, шагая к грота-шкоту, чтобы надолго погрузиться в тот беспросветный ад, который сам для себя создал.

Только начинало светать, тьма только засеребрилась легчайшим перламутром, черная дымка лишь слегка посерела, когда к Хорнблауэру подошел Браун.

— Прошу прощения, сэр, но там вроде что-то вырисовывается. По левому борту, сэр, — вон там видите, сэр?

Хорнблауэр вгляделся во тьму и увидел маленький сгусток темноты, который возник на мгновение и тут же исчез, — глаза устали всматриваться.

— Что это, по-твоему?

— Когда я впервые увидел, мне показалось, что это корабль, но в таком тумане, сэр…

Это может быть французский военный корабль — с такой же степенью вероятности, с какой, заходя из-под туза сам-четвертый, рискуешь напороться на бланкового короля. Скорее всего, это английское военное судно или, на худой конец, купеческое. Безопаснее всего подойти к нему с подветренной стороны: тендер может идти круче к ветру, чем корабль под прямыми парусами, и в случае чего успеет спастись под покровом тумана, темноты и внезапности.

— Мистер Буш, похоже, под ветром корабль. Разверните на фордевинд и держите на него, пожалуйста. Приготовьтесь по моей команде повернуть оверштаг. Браун, пошел грота-шкот.

В голове мигом прояснилось. Пульс, правда, участился — неприятно, но в тревожную минуту это случалось всегда. Тендер выровнялся на новом курсе и с развернутым влево грота-гиком двинулся по мглистой воде. В какую-то секунду Хорнблауэр испугался, что Буш захочет пересечь линию ветра носом, и хотел его упредить, но он сдержался — Буш опытен и не станет рисковать в такую минуту. Хорнблауэр напряженно вглядывался в темноту, над водой плыл туман, но в том, что впереди корабль, сомневаться уже не приходилось. Поставлены одни марсели — значит, это почти наверняка английский корабль из тех, что следят за Брестом. Они вошли в новую полосу тумана, а когда вышли, корабль был гораздо ближе. Брезжил рассвет, паруса слабо серели в предутреннем свете.

Они были уже возле корабля.

Внезапно тьму разорвал окрик, высокий, пронзительный, почти не искаженный рупором, — кричал голос, окрепший в атлантических штормах.

— Эй, на тендере! Что за тендер?

При звуке английской речи у Хорнблауэра отлегло от сердца. Он расслабился: нет нужды поворачивать оверштаг, мчаться против ветра, искать убежища в тумане. С другой стороны, прежние смутные тревоги обретают реальность. Он тяжело сглотнул, не в силах произнести ни слова.

— Что за тендер? — нетерпеливо повторил голос.

Пусть будущее мрачно, он не спустит флагов до последнего, и, если его карьере суждено окончиться, пусть она окончится шуткой.

— Его британского величества вооруженный тендер «Аэндорская волшебница», капитан Горацио Хорнблауэр. Что за корабль?

— «Триумф», капитан сэр Томас Харди… как вы сказали?

Хорнблауэр рассмеялся про себя. Вахтенный офицер начал отвечать машинально и успел назвать корабль и капитана прежде, чем до него дошло: с тендера ответили нечто совершенно невероятное. «Аэндорская волшебница» захвачена французами больше года назад, капитана Хорнблауэра шесть месяцев как нет в живых.

Хорнблауэр повторил еще раз, Буш и Браун громко хихикали — шутка явно пришлась им по вкусу.

— Подойдите к подветренному борту, и без фокусов, не то я вас потоплю, — крикнул голос.

С тендера было видно, как на «Триумфе» выдвигали пушки. Легко вообразить, что творится сейчас на борту: будят матросов, зовут капитана — сэр Томас Харди, должно быть, флаг-капитан покойного Нельсона, бывший с ним при Трафальгаре, на два года старше Хорнблауэра в списке капитанов. Хорнблауэр знал его лейтенантом, хотя с тех пор дороги их почти не пересекались. Буш провел тендер под кормой двухпалубника и привел к ветру у другого борта. Быстро светало, можно было разглядеть корабль во всех подробностях — он лежал в дрейфе, мерно покачиваясь на волнах. У Хорнблауэра вырвался протяжный вздох. Суровая красота корабля, две желтые полосы по бортам, черные пушечные порты, вымпел на грот-мачте, матросы на палубе, красные мундиры пехотинцев, выкрики боцмана, подгоняющего зазевавшихся матросов, — знакомые картины и звуки означали конец плену и бегству.

С «Триумфа» спустили шлюпку, и она, приплясывая на волнах, побежала к тендеру. Через борт перемахнул молоденький мичман — на боку кортик, лицо заносчивое и недоверчивое, за спиной четверо матросов с пистолетами и абордажными саблями.

— Что все это значит? — Мичман оглядел палубу, пленников, которые терли заспанные глаза, одноногого штатского у румпеля и человека в королевском мундире с непокрытой головой.

— Обращайтесь ко мне «сэр», — рявкнул Хорнблауэр, как рявкал на мичманов с тех пор, как сделался лейтенантом.

Мичман посмотрел на мундир с золотым позументом и нашивками — явно перед ним капитан с более чем трехлетней выслугой, да и говорит властно.

— Да, сэр, — отвечал мичман несколько оторопело.

— У румпеля лейтенант Буш. Останетесь с матросами в его распоряжении, пока я поговорю с вашим капитаном.