Сиротка. Дыхание ветра - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Ну, пора спать, — произнес Жозеф. — У меня больше нет сил.

Он тут же захрапел, а Бетти, вслушиваясь в знакомые ночные шумы, определяла их для себя. Вот ухает сова, она, конечно же, уселась на колокольне приходской школы. Вот в стойле корова Эжени, несмотря на свой преклонный возраст, дергает цепь, как теленок; вот пьет воду Шинук.

«Спасибо тебе, Боже, что я смогла сохранить свое место в моем доме, среди своей семьи».

Боль возвратилась, настойчивая и глухая. Поскольку предстояли пятые роды, Бетти заволновалась. Ребенок, судя по всему, был большой и вполне мог родиться раньше положенного срока. Ну что ж, в этом случае на свадьбе у Симона она не будет выглядеть толстухой.

Бетти начала массировать себе живот, пока схватки не уменьшились. Но они регулярно возвращались, и так продолжалось до зари. Петух Онезима Лапуанта издал свой победный крик, который, казалось, поздравлял солнце с тем, что оно разогнало тьму.

«Я время от времени засыпала, но тем не менее отдохнуть не смогла, — с сожалением подумала Бетти. — Наверное, это ложные схватки. Иначе они стали бы чаще».

Она бесшумно поднялась и спустилась приготовить кофе. Симон и Мари еще спали. Как хорошая хозяйка, Бетти удостоверилась, что в кухне порядок, все стоит на своих местах. Думая о том, как организовать день, Бетти строила в своей голове различные планы.

«Дом должен быть чистым. Я попрошу Жо позвонить родителям. Лора сказала мне, что мы вполне можем воспользоваться их телефоном, если возникнет необходимость… Мама приезжала, когда родилась Мари, и мне было так приятно видеть, как она склоняется над колыбелью моей девочки».

Она разожгла плиту и поставила чайник. Ранний утренний воздух был свеж. Вдруг по ее ногам стала течь жидкость, скапливаясь лужицей на деревянном полу, который прошлым летом был выкрашен в желтый цвет.

— Бог ты мой, отошли воды! — прошептала она. — Ребенок сегодня появится на свет!

Первой ее заботой было подтереть пол. Но стоило ей закончить уборку, как острая боль пронзила поясницу.

«Такого со мной никогда не было! — подумала она. — Нужно разбудить Жозефа. Он поможет мне постелить чистые простыни».

Бетти была не из тех, кто охает и боится предстоящих страданий, но роды у нее всегда проходило долго и мучительно. Когда она рожала Армана, то из-за душераздирающих криков, вырывавшихся у нее из груди, вся округа осеняла себя крестным знамением.

— Если повезет, — шептала она, — этот малыш постарается и я рожу его еще до наступления темноты.

Роберваль, пятница, 14 июня 1940 г.

Эрмин проснулась оттого, что кто-то щекотал ей щеку. Перед ее постелью стояла Киона и водила по лицу молодой женщины перышком чайки, которое Мукки принес вчера с озера. Через белые льняные занавески проникали первые солнечные лучи. Киона спала со своим младшим братом, чтобы, если его начнут мучить кошмары, как можно быстрее прийти ему на помощь.

— Который час, дорогая? — тут же спросила Эрмин. — Сегодня вам в школу. Ты уже готова? Не говори громко, разбудишь Луи.

— Сейчас семь часов, — серьезно ответила ей Киона. — Ты же видишь, я еще в ночной рубашке. И я хочу тебе кое-что сказать.

— Тогда присядь здесь. Времени поговорить у нас хватит. Я рада, что Луи сегодня не плакал.

«И не описался!» — подумала она, ощупывая простыню.

— Мимин, у мадам Маруа сегодня родится ребенок, — заявила девочка.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Эрмин. — Симон звонил?

Киона пожала плечами, глубоко вздохнув.

— Я тебе сказала и все. Только тебе. Я не виновата, что вижу то, что происходит с другими.

— Ну конечно же не виновата! Прости меня, я еще не совсем проснулась. Киона, это прекрасная новость. Ну же, улыбнись, прошу тебя! Мне так грустно, когда ты не улыбаешься. После своей болезни ты дуешься, как капризный ребенок, а ведь ты совсем не капризная. И виду тебя мрачный. Когда ты мне улыбалась, мне казалось, что я греюсь в лучах восхитительного солнца, которое пробуждает все живое.

Вместо ответа Киона спрятала лицо на груди у Эрмин. Она не проронила ни слова, но ее худенькие руки пытались обнять молодую женщину.

— Мама запретила мне делать это! — в конце концов произнесла она.

— Тала боится, как бы ты не впала в такое же состояние, как тогда, когда тебя пришлось везти в больницу. Ты была так далеко от нас, мы не могли защитить тебя!

— Но я ведь поправилась, — возразила девочка. — И я не могу запретить себе видеть во сне людей или наяву — их призраки. А тебя я должна защитить, и Луи тоже, и Мукки, и близнецов. Тошана…

— Да уж, работы у тебя, несмотря на возраст, хватает, — решила пошутить молодая женщина. — Тебе ведь всего шесть лет, девочка! Играй, учись и постарайся ни о чем не думать.

— Я хорошо читаю. И не хочу больше ходить в школу, — выпрямившись, возразила Киона.

Девочка села, скрестив ноги, волосы ее, которые от ежедневного заплетания стали волнистыми, струились по плечам. Она была просто очаровательна. Взгляд золотистых зрачков ее глаз, похожих на глаза дикого волка, был удивительно настойчив. «Боже мой, да кто же она на самом деле? — спросила себя Эрмин. — Можно подумать, ей уже десять! Зачем относиться к ней как к остальным? Ни к чему это не приведет. Результат уже сейчас печален: она становится жесткой и отстраненной».

— Я никогда не ругала тебя за то, что ты нам помогаешь, Киона! Вчера на баркасе тебе действительно стало плохо или ты хотела заставить всех вернуться домой, сюда, на авеню Сент-Анжель?

— Я почувствовала, что тебе грозит опасность, как это было в санатории. У меня не всегда бывают видения, Мимин. Но я вдруг начинаю сильно о тебе думать, о тебе или о ком-нибудь, и у меня кружится голова. Мне кажется, что я засыпаю, что иду к какой-то сияющей фигуре, может быть, это Бог белых людей, Бог с крестом, или Маниту…

Эрмин взяла руки девочки в свои и тихонько сжала.

— Не бойся рассказывать мне об этом, дорогая. Мне это интересно. Вчера я говорила Симону, что хотела бы обладать даром предвидения, хотела бы чувствовать надвигающуюся опасность. Как и ты, я могла бы тогда охранять свою семью и друзей. Это подарок небес, у тебя дар.

— Почему небес?

— О, небо — это то место, куда мы помещаем Бога, святых и ангелов. Религия белых людей отличается от религии индейцев. Однако, когда я встретила Тошана — а меня ведь воспитывали монахини — мне было очень интересно узнать, как он смотрит на природу. Он говорил мне, что духи живут в деревьях, в растениях, в воде и на земле. Он утверждал, что мир пересекают невидимые пути, и у каждого из нас есть свой путь. Мы следуем этими дорогами против своей воли, потому что они ведут нас к тем, кто нам предназначен, или же к тому месту, где мы должны быть. Но это все очень сложно. И это не значит, что нужно печалиться, и, если ты считаешь, что выздоровела, сил у тебя достаточно, делай так, как подсказывает тебе твое сердце… Я слышу шум из комнаты близняшек, быстренько иди к ним!