Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

После этого процесса имел место еще один, на сей раз семилетний перерыв в гонениях, после чего вниманием общественности завладела зверская жестокость толпы в Питтенуине. Двух женщин обвинили в том, что они заколдовали нищего бродягу, который был припадочным или притворялся таковым с целью вызвать к себе сострадание. Их бросили в тюрьму и пытали, пока они не признались. Одна из них, Дженет Корнфут, совершила побег, но на следующий день была схвачена отрядом солдат и доставлена обратно в Питтенуин. На подходе к городу она, к несчастью для себя, была встречена разъяренной толпой, состоявшей преимущественно из рыбаков и их жен, которые схватили несчастную, чтобы испытать ее на плавучесть. Они отвели ее на берег моря, обвязали канатом и прикрепили другой его конец к мачте стоявшего у пристани рыболовного судна. Затем ее несколько раз окунули в воду. Когда женщина была уже полумертвой, моряк на судне обрубил канат и толпа вытащила ее на берег. Затем какой-то дюжий головорез притащил дверь от своей хижины и положил ее бесчувственной женщине на спину. Толпа собирала на берегу крупные камни и наваливала их на дверь до тех пор, пока несчастную не раздавило насмерть. Местные власти на это никак не отреагировали; что до солдат, то они с удовольствием наблюдали за происходящим. Эта достойная наказания нерадивость вызвала громкий общественный протест, но никакого расследования так и не провели. Это произошло в 1704 году.

Следующим судебным делом, о котором мы узнаéм, является дело Элспет Рул, признанной виновной в ведовстве лордом Анструзером в округе Дамфрис в 1708 году. Она была приговорена к клеймению щеки каленым железом и изгнанию из королевства Шотландия до конца жизни.

И вновь наступило длительное затишье. В 1718 году отдаленное графство Кейтнесс, где заблуждение годами пребывало в своем первозданном виде уже после того, как оно сошло на нет на остальной территории страны, было вновь потрясено сообщением о ведовстве. Один простодушный плотник, Уильям Монтгомери, смертельно ненавидел кошек; и именно эти животные по той или иной причине повадились устраивать на его заднем дворе свои «концерты». Он долго ломал голову над тем, почему из всех жителей данной местности именно он удостоился таких мучений. Наконец пришел к глубокомысленному заключению, что его истязают не кошки, а ведьмы. Это мнение разделяла его служанка, которая клялась, что часто слышала, как вышеупомянутые кошки разговаривают друг с другом человеческими голосами. Когда в следующий раз незадачливые твари собрались в излюбленном месте, доблестный плотник был начеку. Вооруженный топором, шотландским кинжалом и палашом, он набросился на кошек. Одной из них он поранил спину, другой – бедро, третьей изувечил топором лапу, но ни одной не поймал. Несколько дней спустя в приходе умерли две пожилые женщины, и говорили, что при осмотре тел на спине одной из них был обнаружен след от недавнего ранения и найден похожий рубец на бедре другой. Плотник и его служанка были уверены, что это те самые кошки, и об этом принялось судачить все графство. Люди настороженно ждали подтверждения зловещей молвы дополнительными фактами, и вскоре всеобщее ожидание было удовлетворено. Стало известно, что Нэнси Гилберт, убогая старуха более чем семидесяти лет от роду, лежит в постели со сломанной ногой. Поскольку она была достаточно уродливой для ведьмы, утверждали, что она является одной из тех кошек, которым так сильно досталось от плотника. Последний, узнав о массовом подозрении, заявил, что отчетливо помнит, что нанес одной из кошек удар тупой стороной палаша и, должно быть, сломал ей ногу. Нэнси незамедлительно вытащили из постели и бросили в тюрьму. Прежде чем ее стали пытать, она дала вполне естественное и логичное объяснение перелому ноги; но к ее рассказу отнеслись с недоверием. Профессиональные ухищрения палача заставили ее рассказать другую историю, и она созналась, что действительно является ведьмой, раненной Монтгомери в указанную ночь, и что две недавно умершие женщины тоже были ведьмами, как и еще около двадцати человек, которых она назвала. Муки оторванной от дома и подвергнутой пытке бедной женщины были таковы, что на следующий день она скончалась в тюрьме. К счастью для тех, кого она оговорила в своем признании, Дандас из Арнистона, в то время генерал-адвокат короны, написал помощнику главного судьи графства, некоему капитану Россу из Литлдина, письмо, в котором предостерег его от начала судебного разбирательства, «слишком сложного и находящегося вне юрисдикции нижестоящего суда». Сам Дандас очень тщательно изучил протокол предварительного допроса свидетелей и был настолько убежден в явной вздорности всего дела, что наложил запрет на всякое дальнейшее судопроизводство по нему.

Мы узнаéм, что через четыре года тот же помощник главного судьи графства Кейтнесс принял самое непосредственное участие в другом ведьмовском процессе. Невзирая на полученное ранее предупреждение о том, что впредь все дела такого рода подлежат рассмотрению исключительно судами высшей категории, он приговорил к смертной казни одну старуху из Дорноха, обвиненную в насылании порчи на соседских коров и свиней. Эта бедная женщина была сумасшедшей; она смеялась и хлопала в ладоши при виде разведенного для нее «веселого огня». У нее была дочь с изувеченными руками и ногами, и один из пунктов обвинения гласил, что она использовала дочь как пони для поездок на шабаши и что дьявол собственноручно подковал ее и сделал калекой.

Это была последняя казнь ведьмы в Шотландии. В 1736 году соответствующие уголовные законы были отменены, и, как и в Англии, единственными наказаниями, допустимыми к применению в отношении всевозможных магов и колдунов, были объявлены порка, выставление к позорному столбу и тюремное заключение.

Однако мрачное суеверие еще много лет цеплялось за жизнь и в Англии и в Шотландии и в ряде районов далеко не изжило себя и по сей день. Но прежде чем мы проследим его историю после, если можно так выразиться, юридической смерти, нам придется взглянуть на ужасающее опустошение, произведенное им в материковой Европе с начала XVII до середины XVIII века. Больше всего от него пострадали Франция, Германия и Швейцария. Число тех, кто стал его жертвами в этих странах в XVI веке, читателю уже известно, но в начале XVII оно было так велико, особенно в Германии, что, не будь документально подтверждено официальными судебными протоколами, было бы почти невозможно поверить, что люди могли быть ввергнуты в такое заблуждение и безумие. Как выразился ученый и неутомимый Хорст[549], «мир, казалось, походил на огромный сумасшедший дом, где выкидывают свои номера ведьмы и бесы». Бытовало поверье, что Сатана готов по первому требованию любого человека поднять вихрь, навлечь молнию, принести вред растениям и животным или подорвать здоровье и поразить параличом конечности людей. Эту веру, столь оскорбительную для величия и милосердия Создателя, разделяли и самые набожные представители духовенства. Те, кто в утренних и вечерних молитвах обращался к единственному истинному Богу и восхвалял Его ради благотворного влияния на сев и урожай, были уверены, что людям, легко поддающимся соблазну, ничего не стоит заключить соглашение с силами преисподней, дабы нарушать Его законы и препятствовать исполнению Его милосердных желаний. Эту унизительную доктрину провозглашали все папы, сменявшие друг друга по нисходящей линии, начиная с Иннокентия VIII, и она так быстро приобретала новых сторонников, что общество казалось разделенным на две большие группы – заколдовывающих и заколдовываемых.