Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Здесь судья прервал свидетеля и сказал, что очень хотел бы увидеть колдовскую лепешку, и, казалось, удивился, услышав, что ни одной не сохранилось. Его светлость спросил свидетеля, почему тот не сберег хотя бы одну или две из них, и узнал, что все они были сожжены, с тем чтобы избавить заколдованную от мучивших ее болей, чего нельзя было в полной мере добиться никакими иными средствами.

Некто Томас Айрленд показал, что, услышав несколько раз возле своего дома громкие кошачьи мяуканье и вой, он вышел наружу и спугнул животных, которые стаей побежали к избе Джейн Уэнем. Он клятвенно заверил суд, что мордочка одной из кошек была очень похожа на лицо Джейн Уэнем. Другой свидетель, Бёрвилл, дал аналогичные показания и поклялся, что часто видел кошку с лицом подсудимой. Когда однажды он был в спальне Энн Торн, туда вошло несколько кошек, в том числе вышеупомянутая. Этот свидетель хотел помочь суду гораздо более длинным рассказом, но был прерван судьей, который сказал, что изложенного вполне достаточно.

В свою защиту подсудимая сказала лишь, что «чиста перед законом». Затем ученый судья подытожил результаты судебного следствия, и присяжным осталось определить, являются ли заслушанные ими свидетельства достаточно веским основанием для лишения обвиняемой жизни. После долгого обсуждения они вынесли вердикт о ее виновности на основании свидетельских показаний. Тогда судья спросил их, признают ли они ее виновной в общении с дьяволом в обличье кошки. Премудрый старшина присяжных со всей серьезностью ответствовал: «Мы признаем ее виновной в сем». Далее просвещенный судья крайне неохотно перешел к вынесению смертного приговора, однако, приложив немалые усилия, в конечном итоге добился помилования, и несчастную старуху освободили.

В 1716 году одну женщину и ее дочь, которой было всего девять лет, повесили в Хантингдоне за то, что они-де продали души дьяволу и вызвали бурю, сняв чулки и взбив мыльную пену. Судя по всему, это были последние английские ведьмы, казненные по решению суда. С тех пор до 1736 года простой народ временами издавал прежний клич и не раз ставил под угрозу жизни безвинных женщин, подвергая их разного рода диким испытаниям, но уравновешенность тех, кто с высоты своего положения рано или поздно задает тон убеждениям и нравам неимущих слоев, постепенно меняла ситуацию к лучшему. Страх перед ведьмами перестал быть повальным и не покидал лишь тех, чей разум был опутан застарелыми предрассудками и темными суевериями. В 1736 году уголовный статут Иакова I был наконец исключен из свода законов и больше не пятнал репутацию страны. Отныне колдуны, предсказатели, чародеи и иже с ними подлежали только общепринятому наказанию, предусмотренному для мошенников и самозванцев, – тюремному заключению и выставлению к позорному столбу.

В Шотландии ведьмомания прошла в своем развитии через те же стадии и постепенно угасла по мере становления цивилизации. Прогресс, как и в Англии, шел медленно и вплоть до 1665 года почти не наблюдался. В 1643 году Высший церковный суд рекомендовал Тайному совету учредить постоянную комиссию, состоящую из «разумных дворян или государственных чиновников», для судебного преследования ведьм, число которых за последние годы, как утверждали, неимоверно возросло. В 1649 году было принято постановление, которое подкрепляло первоначальный статут королевы Марии Стюарт, объясняло некоторые неясные пункты последнего и предусматривало суровые наказания не только для самих ведьм, но и для всех, кто заключает с ними соглашения, пытаясь с их помощью либо проникнуть в тайны будущего, либо как-то навредить другим людям или их собственности. В течение последующих десяти лет массовое помешательство на почве ведовства было, возможно, более неистовым, чем когда-либо еще; в этот период было казнено свыше четырех тысяч осужденных. Это явилось следствием парламентского постановления и беспримерной жестокости судей; последние постоянно жаловались, что на месте двух однажды сжигаемых ими ведьм на следующий день появляется десять, и не понимали, что сами являются тому причиной. В 1659 году только в одном судебном округе, включающем Глазго, Эр и Стерлинг, были сожжены семнадцать несчастных, уличенных в заключении сделки с Сатаной. Был день (7 ноября 1661 года), когда Тайный совет отрядил в провинции как минимум четырнадцать следственных комиссий. В следующем году охота на ведьм была, по-видимому, уже не столь ожесточенной. В 1662–1668 годах, несмотря на то что упомянутые выше «разумные дворяне и государственные чиновники» по-прежнему судили и осуждали, перед Высшим уголовным судом Шотландии предстала только одна обвиняемая такого рода, да и та была оправдана. Тогда же за ложное обвинение одной женщины в ведовстве общественный укалыватель Джеймс Уэлш был приговорен к публичному прогону плетьми по улицам Эдинбурга – факт, сам по себе подтверждающий, что теперь суд высшей категории анализировал показания такого рода гораздо тщательнее, чем в былые годы. Просвещенный сэр Джордж Макензи, которого Драйден[546] назвал «благородным умом Шотландии», прилагал все усилия, чтобы ввести в судебную практику то правило, что признания ведьм немногого стоят, а к показаниям укалывателей и других заинтересованных лиц следует относиться с недоверием и подозрением. Это противоречило устоявшейся практике и спасло много невинных жизней. Несмотря на то что он твердо верил и в древнее и в современное ему ведовство, он не закрывал глаза на зверства, ежедневно совершаемые именем правосудия. В своем труде по шотландскому уголовному праву, опубликованном в 1678 году, он пишет: «Мерзость сего преступления заставляет меня утверждать, что оно, как ни одно другое, подразумевает наличие исключительно веских доказательств; и я признаю виновными как истинных ведьм и ведунов, так и тех жестоких и слишком скорых на расправу судей, кои сжигают людей, сочтенных таковыми, тысячами». В том же году сэр Джон Клерк решительно отказался от членства в следственной комиссии на процессах по делам обвиняемых в ведовстве, аргументируя свое решение тем, что он «сам недостаточно искусный колдун, дабы точно определять виновность других». Воззрения сэра Джорджа Макензи нашли столь благосклонный прием у судей Сессионного суда[547], что в 1680 году ему было поручено отчитаться перед ними о делах, заведенных на нескольких женщин, находившихся в тюрьме в ожидании судебного разбирательства. Сэр Джордж заявил, что против них нет никаких улик, кроме их собственных признаний, которые нелепы, противоречивы и исторгнуты пытками. Их немедленно освободили.

Следующие шестнадцать лет Сессионный суд ведьмовскими процессами не занимался. Ни одно из таковых за это время в протокол не внесено. Однако в 1697 году слушалось дело, равное по абсурдности любому из тех, что отличали мрачное царствование Иакова. Одиннадцатилетняя девочка по имени Кристиана Шо, дочь Джона Шо из Баргаррана, была припадочной и, обладая злобным нравом, обвинила свою служанку, с которой часто ссорилась, в том, что та навела на нее порчу. К несчастью, ей поверили. Подстрекаемая к рассказам о дьявольских напастях, якобы насылаемых служанкой, она в конечном итоге сочинила басню, в которой фигурировал двадцать один человек. Против них не было никаких улик, кроме измышлений лживого ребенка и признаний, сделанных ими под пытками, но на этом основании лорд Блентайр и остальные члены комиссии, специально назначенной Тайным советом для рассмотрения дела, осудили на смерть по меньшей мере пять женщин. Их сожгли на лугу в Пейсли. Проходивший по делу колдун, некий Джон Рид, также приговоренный к сожжению, повесился в тюрьме. Жители Пейсли были убеждены в том, что его повесил сам дьявол, дабы он перед смертью не открыл множество нечистых секретов ведовства. Этот процесс вызвал бурное негодование большинства шотландцев. Преподобный м-р Белл, один из авторов той поры, отметил, что в данном случае «в ведовстве обвинялись лица, более добродетельные и достойные, нежели большинство тех, кто их оклеветал». Он добавляет, что с наибольшим усердием за вынесение обвинительного приговора ратовали «отдельные священники, известные излишним рвением и легковерием, и некоторые заправские ведьмоловы из Глазго и его окрестностей»[548].