Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Все любители истории знают о знаменитом суде над Марешаль д’Анкр, казненной в Париже в 1617 году. Хотя ведовство и было одним из пунктов выдвинутого против нее обвинения, к смерти ее приговорили главным образом за то, что она использовала в своих интересах Марию Медичи, оказывая тем самым косвенное влияние на безвольного Людовика XIII. Ее кучер показал, что как-то в полночь в одной из церквей она принесла в жертву петуха, а другие свидетели поклялись, что видели, как она тайком ходила к известной ведьме Изабелле. Когда подсудимую спросили, что помогало ей оказывать столь необычно большое влияние на мать наследника престола, она бесстрашно ответила, что не имела над ней никакой иной власти, кроме той, что сильный ум всегда имеет над слабым. Она умерла, проявив недюжинную твердость духа.

Два года спустя в Лабуре, у подножия Пиреней, произошли события, оказавшиеся намного ужаснее всех тех, что когда-либо прежде имели место во Франции. Парламент Бордо, шокированный числом ведьм, заполонивших, согласно утверждениям, Лабур и его окрестности, отрядил для выяснения обстоятельств одного из своих членов, знаменитого Пьера Деланкра, и своего председателя Эспеньеля, наделив их всей полнотой власти для наказания преступников. Они прибыли в Лабур в мае 1619 года. Впоследствии Деланкр написал книгу, в которой выставил на всеобщее обозрение все свои тогдашние «подвиги», совершенные в битве с «силами зла». Она полна мракобесия и абсурда, но на приведенные в ней фактические данные о количестве судебных процессов и казней и сообщения о необычных признаниях, исторгнутых пыткой у несчастных подследственных, вполне можно положиться.

Причину того, что Лабур стал пристанищем для множества ведьм, Деланкр видит в том, что местность, где это случилось, является гористой и неплодородной! Многих из них он распознавал по пристрастию к курению табака. Из этого можно заключить, что он разделял точку зрения короля Иакова, считавшего табак «дьявольским сорняком». На начальной стадии расследования комиссия судила примерно по сорок человек в день. Количество оправдательных приговоров в среднем не составляло и 5 %. Все ведьмы признавались в том, что посещали великие домданиели, или шабаши. На этих оргиях дьявол восседал на большом позолоченном троне; иногда он был в образе козла, иногда – одетого во все черное дворянина в сапогах со шпорами и со шпагой, а чаще всего выглядел как бесформенная масса, наподобие ствола расщепленного молнией дерева, неясно виднеющегося в темноте. Обычно ведьмы отправлялись на домданиель, оседлав вертела, вилы или помелья, а по прибытии предавались вместе с демонами кутежу и разврату. Как-то раз они имели наглость устроить нечестивое празднество в самом центре Бордо. Трон князя тьмы стоял в середине Гальенской площади, заполненной до отказа ведьмами и колдунами, прибывшими из самых разных мест, даже из далекой Шотландии.

Уже двести бедняг были повешены и сожжены, а число подсудимых все не уменьшалось. Многих из них, растянутых на дыбе, спрашивали, что сказал Сатана, когда узнал, что члены комиссии действуют столь сурово. Они, как правило, отвечали, что это его, похоже, не слишком заботит. Некоторые заявляли, что имели смелость упрекнуть его в том, что он позволил казнить их подруг, говоря: «Стыдись, лживый дьявол; ты обещал, что они не умрут! Вот, значит, как ты сдержал слово! Они сожжены и стали кучей пепла!» Подобные упреки дьявола не обижали: распорядившись прервать увеселения на домданиеле и явив взорам присутствующих иллюзорные, необжигающие костры, он побуждал их пройти сквозь огонь и утверждал, что костры, зажигаемые палачом, не более болезненны. Затем ведьмы вопрошали, где же находятся их подруги, если те живы, на что прародитель лжи неизменно отвечал, что они счастливо живут в далекой стране, видя и слыша все происходящее, и что если присутствующие назовут по имени тех, с кем хотят поговорить, то услышат в ответ их голоса. Далее Сатана столь удачно подражал голосам покойных ведьм, что вся аудитория поддавалась на обман. После того как он отвечал на все протесты, оргии возобновлялись и длились до первых петухов.

Кроме того, Деланкр проявил изрядное усердие, решая судьбу психически больных людей, судимых за ликантропию. Некоторые арестованные без всяких пыток сознались в том, что они оборотни, которые нападали по ночам на овец и рогатый скот, убивали и пожирали. Один юноша из Безансона, полностью осознавая, сколь страшная участь ему уготована, добровольно сдался члену комиссии Эспеньелю и признался, что является слугой могущественного демона, который известен как Повелитель Лесов и регулярно превращает его в подобие волка. Повелитель Лесов принимал такое же обличье, но был гораздо крупнее, свирепее и сильнее. В полночные часы они вдвоем рыскали вблизи пастбищ, душили охранявших отары сторожевых собак и убивали больше овец, чем могли съесть. По словам молодого человека, он получал от этих вылазок огромное наслаждение и, разрывая клыками теплое овечье мясо, выл от переполнявшей его радости. Этот юноша был не одинок в ужасном признании; многие другие добровольно сознавались, что они оборотни, и гораздо больше людей делали это под пыткой. Такие преступления считались слишком отвратительными, чтобы совершивших их можно было вешать и затем сжигать, поэтому в большинстве случаев оборотней приговаривали к сожжению заживо с развеиванием пепла по ветру. Степенные и ученые доктора богословия открыто подтверждали возможность подобных метаморфоз, ссылаясь главным образом на библейское предание о вавилонском царе Навуходоносоре. Веря, что тот превращался в быка, они не могли допустить, что их современники не способны с Божьего дозволения и благодаря способности, дарованной дьяволом, становиться волками. Они также заявляли, что признание обвиняемого в достаточной мере свидетельствует о его виновности и не требует наличия других доказательств. Дельрио сообщает, что одного обвиняемого в ликантропии дворянина пытали не менее двадцати раз, но он все никак не признавался. Тогда ему дали выпить какого-то опьяняющего зелья, под воздействием которого он сознался, что является оборотнем. Дельрио приводит этот эпизод, чтобы продемонстрировать исключительную беспристрастность следователей. Они никогда не сжигали человека, не получив от него признание; и если одной пытки было для этого недостаточно, а подопечный еще не был полностью изможден, его пытали снова и снова, хоть двадцать раз! Если уж такие зверства совершались во имя веры, мы вправе воскликнуть:

Процесс над злосчастным Урбеном Грандье – священником из Лудена, якобы заколдовавшим обитательниц монастыря сестер-урсулинок этого городка, – был, как и в случае с Марешаль д’Анкр, возбужден по обвинению, к которому прибегнули, дабы погубить противника самым доступным законным путем. Это громкое дело, которое несколько месяцев держало в напряжении Францию и истинная подоплека которого была известна даже в то время, заслуживает в контексте нашего повествования лишь беглого упоминания. Его породила не патологическая боязнь колдовства, столь распространенная в ту пору, а злобные интриганы, поклявшиеся сжить врага со свету. В 1634 году опровергнуть подобное обвинение было невозможно; обвиняемый не мог, если перефразировать Бодена, «сделать яснее ясного преступный умысел обвинителей», и отрицание им своей вины, сколь угодно вразумительное, честное и откровенное, было не в состоянии перевесить свидетельства безумных женщин, считавших себя заколдованными. Чем нелепее и противоречивее были их показания, тем весомее казался тот аргумент его оппонентов, что монашки одержимы бесами. Он был сожжен заживо и умер в страшных муках[554].