Смех Циклопа - Бернард Вербер

Он прижимает палец к ее губам.

– Боюсь, что не сумею подчиниться стольким запретам, – признается он. – Искушение будет слишком сильным.

– В таком случае, должна вас предупредить: если вы начнете настаивать, я могу и… уступить.

– Меня это устраивает, мадемуазель Немрод.

– Да, еще одно. Просто из принципа. Умоляйте меня остаться.

– Я умоляю вас, Лукреция, останьтесь со мной! Не на неделю, а дольше…

– Две недели.

– Две с половиной!

– Но не дольше трех! – отвечает Лукреция.

Они смотрят друг на друга и снова начинают хохотать. Лукреция отмечает, что Исидор стал держаться просто и естественно.

Он словно избавился от лишней ноши. Отдал мне то, в чем я так нуждаюсь. Это, наверное, и называется «нашли друг друга». Взаимная компенсация комплексов. Мизантроп и подкидыш.

Он вновь растирает и массирует ей плечи. Лукреция резко поворачивается, обнимает его за шею и приникает к его губам в долгом, страстном поцелуе, от которого у них перехватывает дыхание.

Исидор не успевает прийти в себя, как она бросает его на пол приемом «Лукреция-квандо». Прижавшись к его телу, приблизив губы к его губам, она шепчет:

– Я хочу заняться с вами любовью прямо сейчас, Исидор.

– Сегодня решаете вы, – отвечает он.

Она стягивает с него последнюю одежду, долго ласкает и целует все его тело.

Наконец-то он не сопротивляется! Сколько времени мы теряем на предварительные ласки!

Три дельфина и акула заинтригованы. Они подплывают к бортику бассейна. Ринго кажется, что два человеческих существа с розовой кожей слились в одно, с двумя головами и восемью конечностями. Чтобы лучше рассмотреть всю сцену, дельфины, стараясь оставаться незаметными, делают затяжные прыжки в воздух.

Джордж тоже пытается высунуть нос на поверхность, чувствуя, что на берегу происходит что-то новое и интересное. Но такое положение тела ему неудобно. Он думает, что было бы хорошо, если бы люди спустились к нему под воду.

Словно прочитав его мысли, Исидор и Лукреция скатываются в бассейн и продолжают ритуальный танец в воде.

Дельфины и акула плавают вокруг, рассматривая людей со всех ракурсов. Сначала два розовых тела неподвижно лежат на воде. Затем соединяются вновь. Их стоны сливаются в один вопль. Этот звуковой пузырь лопается, рассыпаясь лихорадочными раскатами смеха.

Они долго хохочут от счастья и блаженства.

Потом вплавь возвращаются на берег под одобрительные крики дельфинов, решивших последовать их примеру… несмотря на отсутствие среди них самки. Они хотят принять в свою компанию и акулу, но та пугается и прячется на дно бассейна.

Люди забираются на берег и падают без сил. Лукреция, улыбаясь, замечает:

– А ведь ученые ошиблись. Можно одновременно заниматься любовью и смеяться.

– Нужно просто найти партнера, который тебе подходит, – соглашается Исидор.

– Вы ведь мне так и не ответили, почему же мы смеемся?

Он размышляет несколько секунд, потом говорит:

– Быть может, в минуты просветления мы замечаем, что многое, что казалось нам важным, на самом деле таковым не является. Мы вдруг начинаем смотреть на жизнь отстраненно. Наш разум получает возможность оценить события непредвзято, и мы смеемся сами над собой.

– Неплохо. А у животных такого средства борьбы со страданиями нет.

Словно не соглашаясь с ней, дельфины начинают хором издавать звуки, похожие на смех.

Увы, милые мои «битлы», смеяться может только человек.

Исидор ищет более емкую формулу, подводящую итог его размышлений, и произносит:

– Мы смеемся, чтобы убежать от реальности.

Все есть в Едином. Авраам.

Все есть Любовь. Иисус Христос.

Все есть секс. Зигмунд Фрейд.

Все есть экономика. Карл Маркс.

Все относительно. Альберт Эйнштейн.

Все есть смех. Исидор Катценберг.

В основу романа «Смех Циклопа» легла странная история, случившаяся со мной, когда мне было семнадцать лет. Я уже целый год писал роман «Муравьи», но работа почему-то не ладилась. Когда я давал почитать свое произведение друзьям, то замечал, что книга валится у них из рук и они никак не могут дочитать ее до конца. Правда, в романе было полторы тысячи страниц. (Я тогда увлекался «Дюной» Фрэнка Герберта и «Саламбо» Флобера; мне нравились эпические полотна, битвы, необычайные приключения). Что-то с моей книгой не клеилось, но я не понимал что.

Озарение посетило меня во время вылазки в Пиренеи. Нас было восемь человек. Мы шли под ледяным дождем. У одной из участниц экспедиции случился приступ астмы. В час ночи (вместо запланированных пяти вечера) мы, совершенно обессиленные, добрались до приюта высоко в горах. Нас мучили холод и голод, ноги были сбиты в кровь, пальцы обморожены, а вдали слышался вой волков.

Луна и звезды спрятались, единственным источником света были наши фонарики.

Мы сбились в тесный кружок, и один из членов нашей маленькой компании предложил устроить «конкурс анекдотов, чтобы разогреться».

Мы по очереди стали рассказывать анекдоты и заставляли себя смеяться, пытаясь забыть о холоде и голоде. Вдруг кто-то спросил:

– А знаете историю про желтый теннисный мяч?

Мы покачали головами, думая, что речь идет о какой-нибудь детской загадке.

И наш приятель начал рассказ:

– Один мальчик получает свидетельство об окончании неполной средней школы. У него лучшие оценки в классе. Отец решает подарить ему велосипед. Но мальчик говорит:

«Папа, я, конечно, всегда мечтал о велосипеде, но я очень хочу получить другую вещь».

«Какую?»

«Желтый теннисный мячик».

Отец удивляется:

«Но ты же не играешь в теннис».

«Не играю».

«Может быть, ты хочешь набор мячей?»

«Нет. Я хочу один теннисный мячик. Но обязательно желтый».

«А что ты с ним будешь делать?»

«Папа, ты спросил, какой подарок я хочу, и я тебе ответил. Если тебя это раздражает или ты не видишь в этом смысла, можешь купить мне велосипед. Но я хочу не велосипед».

Отец, теряясь в догадках, дарит ему теннисный мячик.

Через несколько лет молодой человек заканчивает школу. У него в аттестате только отличные оценки. Отец хочет подарить ему мотоцикл. Сын говорит ему, что все его сверстники действительно мечтают о таком подарке. Но он хочет другое. Желтый теннисный мячик.