Мик Джаггер - Филип Норман

Вайденфельд, разумеется, был знаком с другим таким же эмигрантом и хлебосольным хозяином, принцем Рупертом Лёвенштайном (эти двое, дородные, седовласые и плешивые, смахивали на кэрролловских Тилибома и Тарарама), и предложил предварительную сделку, щедрую даже по его меркам. Мику заплатят аванс из расчета миллион фунтов авторских отчислений. У Мика возьмут интервью, из них «литературный негр» составит книгу, литнегра Мик может выбрать сам.

Писать книгу за кого-то другого — не самая престижная литературная работа, и, однако же, она требует мастерства. К сожалению, когда помощники Мика приступили к поискам кандидатов, начали они не с непременных издательских списков надежных, порой гениальных литнегров. Мик заявил, что не хочет «какого-то писаку», — он хочет настоящего литератора, молодого и интересного, чтобы не скучать на многочасовых интервью. Журнал «Гранта» как раз опубликовал свой список «Лучшие молодые британские писатели» — двадцать человек, в том числе Мартин Эмис, Салман Рушди, Джулиан Барнс, Иэн Макьюэн, Кадзуо Исигуро и ваш покорный слуга. В общем, поиски секретаря для Мика Джаггера начались с этого списка.

Среди молодых британских писателей, отобранных для собеседования, был двадцатидевятилетний Адам Марс-Джонс, чей сборник рассказов «Лекция с иллюстрациями» в 1982 году получил премию Сомерсета Моэма. Марс-Джонса позвали в лондонский отель «Савой», где Мик жил под именем «мистер Филипс». В одном из лучших номеров отеля босой мистер Филипс с Чарли Уоттсом и молодой помощницей смотрел крикет по телевизору. Он, по своему обыкновению, был обезоруживающе непринужден, сидел на корточках подле Марс-Джонса и спрашивал, кого тот предложит в крикетную команду мечты от Англии, которую Мик с Чарли как раз сочиняли.

Общих знакомых с будущим соавтором у Марс-Джонса не было, и он обратился за советом к выдающемуся критику и редактору Джону Гроссу. По мнению Гросса, важнее всего было не создавать впечатления, будто написание автобиографии означает конец или закат карьеры Мика. Соответственно, Марс-Джонс стал называть свою должность не уничижительным «негром», а «словесным инженером». Выяснилось, что Мик читал «Лекцию с иллюстрациями» и полистал мемуары Чарли Чаплина (еще один невысокий человек и известный сексуальный гигант, добившийся мировой славы) как возможный шаблон для своего повествования. Марс-Джонс спросил, хороша ли у Мика память, но тот отвечал уклончиво.

Разговор их прервался с появлением Иэна Ботэма, самого знаменитого крикетиста 1980-х, также известного как Мясо за почти роллинг-стоунзовские буйства на поле и вне поля. Мясные Шторки бесконечно уважал Мясо, и литературу принесли в жертву беседе о крикете — в частности, о том, запрещают ли английским игрокам секс перед важными матчами. В какой-то момент Мик назвал Чарли «мой барабанщик», но Чарли не возмутился, только весело ответил: «Нет уж, это ты — мой вокалист».

Адам Марс-Джонс не стал словесным инженером при Мике. Сам он считает, что прокололся, когда Мик, затянувшись сам, протянул косяк ему, а он слишком быстро выдохнул, доказав тем самым, что безнадежно лишен клевизны. Заказа не получил ни один из лучших молодых британских писателей по версии «Гранты». Мик выбрал журналиста Джона Райла, заместителя литературного редактора «Санди таймс». Райл прежде не занимался рок-журналистикой, но был молод, развит и — важнейшее соображение — весьма красив.

Редактировать книгу предстояло недавно назначенному заместителю главы «Вайденфельда и Николсона» Майклу О’Маре. Джордж Вайденфельд обещал принцу Руперту, что позаботится о Мике, и сдержал слово, поручив задачу столь высокопоставленной фигуре. Сам Вайденфельд, по своему обыкновению, в детали издательского процесса не вникал и порой рассеянно называл Мика Майклом, а к О’Маре обращался «Мик».

Мик снова переехал в Нью-Йорк, и писать книгу пришлось там. Джона Райла поселили в отеле «Баркли-Интерконтиненталь» на Манхэттене, его подопечный приходил к нему в номер, давал интервью, а аудиозаписи потом отсылали Вайденфельду в Лондон на расшифровку. Между тем перспектива выслушать историю Мика Джаггера в его собственном изложении разжигала публику. О’Мара продал права на издание в Северной Америке за 1,5 миллиона фунтов — одним махом возместив Вайденфельду колоссальный аванс и еще прибавив половину — и заключил ряд весьма симпатичных сделок с издателями в других регионах.

Его эйфория поугасла, едва он прочел первые расшифровки. Никаких жгучих откровений там не было — только Дартфорд 1950-х, кинотеатры, куда Мик ходил, его любимые киноактеры. Эти размазанные, расслабленные интервью не тянули на актуальный проект-миллионник; как говорит сам О’Мара, «впечатление было такое, будто пепельницы уже переполнились».

И не то чтобы литнегр, издатели, да и сам интервьюируемый (до некоторой степени) не прилагали усилий. Райл прилежно взял интервью у родителей Мика, у его брата Криса и других фигур ближнего круга. Мик разослал личные письма людям из своего прошлого (а кое-кто думал, что он напрочь о них забыл), попросил их поговорить с Райлом. Такое письмо получила и бывшая подруга, прежняя Крисси Шримптон, с которой в последний раз он беседовал несколькими годами раньше через адвокатов, когда газеты сообщили (точнее, соврали), что она собирается опубликовать его старые любовные письма.

Основная проблема заключалась в том, что после начала взлета «Стоунз» Мик не помнил почти никаких дат, а дневников или писем, по которым можно было восстановить события, у него не имелось. Чтобы оживить его память, на дополнительные интервью наняли рок-критика «Нью-Йорк таймс» и специального корреспондента «Роллинг Стоуна» Роберта Палмера. Личное письмо получил и Билл Уаймен, который вел подробный дневник и сохранил почти все бумаги, касавшиеся группы, за все годы с первых дней. В уважительном тоне, к которому Билл едва ли был привычен, Мик попросил его побеседовать с Джоном Райлом, прибавив: «Можешь говорить, что хочешь». В рукописном примечании он просил Билла допустить Райла к архиву, дабы заполнить многочисленные зияющие лакуны хронологии. Однако у Билла не было особых причин помогать Мику, и к тому же он планировал написать собственную автобиографию, и поэтому он резко отказал.

Никакими стараниями не удавалось нарастить плоть на интервью, что текли через Атлантику из «Баркли-Интерконтиненталя» в «Вайденфельд и Николсон». Плоть наросла только на литнегра, который, многие месяцы прожив на гостиничном обслуживании за счет Мика, подрастерял прежнюю гибкость и мальчишеский облик. Встревоженный Майкл О’Мара несколько раз сам встречался с предметом изучения, но донести до него свои опасения так и не смог.

Он был на год моложе Мика, но у него складывалось впечатление, будто он имеет дело с «восемнадцатилетним». Порой он приземлялся в Нью-Йорке, звонил Мику домой и получал приглашение тотчас приехать. Когда он приезжал, глубоко беременная Джерри открывала ему дверь и сообщала, что Мика нет. «Я сидел и ждал, пытался болтать с Джерри, но Мик так и не появлялся. Я сильно подозревал, что он прятался наверху. Когда нам все же удавалось пообщаться, он только и говорил, что волноваться не о чем, нормальная выйдет книжка. По-моему, он думал, что нужные слова сложатся как-нибудь сами, по волшебству. Но Джерри, видимо, уже понимала, что дело серьезно не заладилось».