Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции - Анри Мишель

Вместо того чтобы абсолютно противополагать друг другу теории общественного договора и социального организма и считать их непримиримыми, Фулье, как известно, создает поглощающую их теорию договорного организма. Человеческое общество представляет «организм, который осуществляется путем самосознания и самоопределения»[2010]. В этом синтезе находят место целесообразность и механизм. Развивается некоторый зародыш, но этот зародыш – идея[2011].

Политические последствия новой теории гораздо значительнее, чем последствия тех двух соперничающих доктрин, которые она устраняет. Герберт Спенсер ошибался, упорно отстаивая чистый индивидуализм, но точно так же ошибался и Егер, отстаивая противоположную точку зрения[2012]. В действительности «полная децентрализация совместима с полной централизацией»: чем свободнее граждане, тем лучше понимают они пользу ассоциации, т. е. «умножения силы, ума и самой свободы, вытекающего из соединения сил, умов и свобод»[2013]. Но ассоциации не только будут развиваться, они будут стремиться к федерализации[2014]. Государство будущего явится «ассоциацией ассоциаций», «свободной централизацией, вытекающей из децентрализации». Так примиряются элементы, считавшиеся противоположными, – «индивидуальность и коллективность, свобода частей и крепость целого»[2015]. Индивидуализм – необходимое условие возрастающей деятельности государства, притом деятельности желательной и неизбежной.

Я не намерен вносить больше единства, чем то сделал сам автор между приведенными взглядами и теорией искупительной справедливости, которой заканчивается его книга. Понятно, однако, что, отводя государству очень широкую сферу деятельности, – причем он охотно возвращается к этому пункту, – Фулье подготовил умы к признанию существования справедливости, задача которой не состоит только в том, чтобы воздавать каждому по заслугам, которая уже не сливается с христианским братством, но задается целью искупить «правонарушения», завещанные нам историей и до сих пор еще живущие в своих последствиях[2016].

Природа, «создавшая роковую борьбу за существование», – вот первый источник этих правонарушений. Человеческая свобода, «несовершенная и всегда способная ошибаться», служит вторым их источником. Государство обязано совершить искупительную деятельность, которой не в состоянии выполнить индивидуум[2017]. Государство должно понять, что граждане не суть члены «общества, условия жизни которого неизменны»[2018]. Государство должно сделать так, чтобы обиженный получил удовлетворение. Впрочем, государство не обязано «исправлять все социальные и политические несправедливости прошлого». Его деятельность может и должна заключаться в известных границах. «Нельзя касаться всего того, что не может быть проверено и оценено»[2019]. Кроме того, даже там, где государство имеет обязанности, индивидуум еще не имеет необходимых прав[2020]. Наконец, государство – высший судья своих обязанностей[2021]. Впрочем, Фулье говорит очень осторожно о путях и средствах искупительной справедливости. Как на ее орудия, он указывает на всеобщее обязательное и бесплатное образование[2022] и на справедливые законы, заставить полюбить которые задача образования[2023].

Так примиряются между собой, – причем становится непонятен их предшествующий антагонизм, – политическая метафизика и социальная физика, идеализм и натурализм[2024]. Это чудо творят договорный организм и искупительная справедливость; они творят и много других чудес: я имею в виду страницы, не входящие в круг моего исследования, на которых Фулье развивает до бесконечности космологические следствия своей доктрины[2025].

Этюд о Социальной собственности и демократии написан по тому же плану, но менее глубок по содержанию. Попытка синтеза, сделанная в двух предыдущих работах, здесь совершенно отсутствует. Противоположные доктрины сталкиваются, не сливаясь друг с другом.

Фулье осуждает и абсолютный коллективизм[2026], и абсолютизм частной собственности[2027]; последний потому, что он пренебрегает социальной стороной нашего существования и принципиально отрицает все, чем мы обязаны материально, интеллектуально и морально обществу себе подобных; первый – потому, что общество как таковое «не создает целиком землю и орудия труда», а также потому, что, строго говоря, он заключает в себе не только право всех французов на Францию или всех немцев на Германию, но всех людей вместе на территорию каждой нации и даже право «человечества будущего» на все, чем обладает современное человечество. Фулье отвергает также чистый социализм и чистый индивидуализм на том основании, что они возводят в сущность или индивидуума, или общество, прибегая к одинаковой абстрактной диалектике, ложной в обоих случаях[2028].

Индивидуальная и социальная собственность могут и даже должны, по мнению Фулье, существовать одновременно. Роль государства заключается в том, чтобы помогать их совместному развитию, исправляя дурные стороны одной хорошими другой[2029]. Впрочем, коллективная собственность уже существует в значительных размерах (берега, леса, дороги, каналы, общественные памятники и проч.) и постоянно возрастает. Фулье считает вполне законным увеличивать ее известными средствами: предоставлением во временное пользование свободных земель для получения наибольшего земельного дохода[2030], льготами для учреждений дешевого кредита[2031], изменениями в законах о наследовании[2032]. Кроме этого материального фонда существуют социальные фонды другого характера, – социальный фонд политической власти, в которой все участвуют посредством всеобщего голосования[2033], социальный фонд знания, в котором все участвуют через всеобщее обучение[2034]. Государство должно благоприятствовать «прогрессу земельной, движимой, политической и интеллектуальной коллективной собственности»[2035]. И первая из всех его обязанностей заключается в организации социального и политического воспитания, способного внедрить эти истины во все умы[2036].