Звезда ведьмы - Джеймс Клеменс

Пересиливая непослушный язык, оборотень пробулькал:

— Это тебе!

И кинул яйцо колдуну.

И тут случилось нечто, чего Могвид никак не ожидал. Шоркан взвыл и отпрянул. Его посох окутался черным пламенем.

— Нет!

Однако предшествующие схватки ослабили темного мага. Он, в свой черед, споткнулся.

Яйцо упало у самых его ног. Прикоснувшись к носкам сапог Шоркана, оно разлетелось с громким хлопком, как будто под скорлупой прятался раскат грома. Поверхность серебряного озера треснула под ногами колдуна, словно тонкий лед. Во все стороны зазмеились трещины. Земля задрожала.

Могвид пополз назад, запоздало соображая — в яйце крылось не спасение, а смерть.

Из осколков поползли вверх клубы дыма. Там, где они соприкасались с телом Шоркана, и плоть, и одежда мага превращались в темный хрусталь. Колдун отступал, но его ноги уже окаменели. Потеряв равновесие, он с грохотом свалился, а дым продолжал его обволакивать.

Огонь в посохе из эбенового камня умер, когда пальцы, сжимавшие его, стали хрустальными. Из горла Шоркана вырвался яростный крик, перешедший в мелодичный звон. Но через пару мгновений и он смолк.

Наполовину человек, наполовину волк, Могвид поднялся на ноги. Перед ним на глади серебряного озера лежала статуя из черного хрусталя. Хотя он не мог читать мысли Фардейла, но все же ощущал его растерянность и удивление, а также безмолвный вопрос: «Что же ты наделал, брат?»

Могвид покачал головой. Ответа он не знал. Поглядывая на нависающие врата Вейра, он медленно отступал. Внутри назойливо жужжали тихие подозрения брата: «Спас ты нас или предал?»

Эр’рил поднял меч, когда поскрипывающая армия скелетов, освободившись из ледяного плена, грохоча костями, подступила к ним. Несмотря на возражения Элены, стандиец готовился к схватке. Он не позволит ей погибнуть.

Огромный костяной зверь, расталкивая своих собратьев, шагнул к ним. Вдвое превосходя ростом Эр’рила, он имел на каждой руке по серповидному когтю из сломанных костей и подбирался все ближе.

— Они не демоны, — Элена дернула Эр’рила за полу плаща. — Они всего лишь жертвы темного мага.

Стандиец не обратил внимания на ее слова. Он знал, что Шоркан, скорее всего, установил ловушку, чтобы подорвать самообладание Элены перед главным сражением. Но Эр’рил не мог позволить Шоркану победить. Он столько столетий нес чувство вины перед братом. Но ради Элены готов был вытерпеть гораздо больше. Воин шагнул вперед, чтобы встретить костяное чудовище.

— Нет… — простонала ведьма.

Будто услыхав ее, гоблин застыл. По всем его конечностям пробежала дрожь. А потом он развалился, словно карточный домик. Кости, грохоча, запрыгали по серебряному полу. Когти-серпы разбились на кусочки.

И вся окружившая их армия таяла на глазах, превращаясь в россыпь костей, посреди беспорядочного нагромождения которых стоял Эр’рил.

— Что происходит? — удивился Тол’чак.

— Заклинание, управлявшее ими… — поднялась Элена. — Оно… Оно рассеялось!

Стандиец посмотрел по сторонам. Не кроется ли здесь новая западня? И увидел брата.

У подножия врат виверна стоял на коленях Фардейл, а перед ним на глади серебряного озера неподвижно застыл темный маг.

— Что-то случилось, — заметил Магнам.

Прищурившись, Эр’рил поманил их за собой. Отряд зашагал, переступая через костяные завалы. Впереди шел стандиец с обнаженным мечом в руке; Элена, в глазах которой по-прежнему читался испуг, следовала за ним.

Когда они приблизились к вратам Вейра, участь Шоркана стала очевидной. Тело темного мага превратилось в чистейший черный хрусталь, черный, как смертный грех, и твердый, словно лед. Эр’рил чувствовал, как цепенеет его собственное тело, но заставлял ноги передвигаться. Он посмотрел в лицо врага, в лицо некогда любимого брата и в перекошенных чертах различил страдание. Воин равнин догадывался, что не только окаменение тому виной. Это страдала истинная душа прежнего Шоркана.

— Брат… — прошептал стандиец.

— Он превратился в хрусталь, — сказала Элена. — Как Де’нал.

— А оттаять он не способен? — недобро поинтересовался Магнам, покачивая в руке молот. — Как костяные твари?

— Нет, — решительно отозвался Эр’рил, содрогнувшись от одной лишь мысли об этом. «Этого я не допущу никогда!» Он повернулся к д’варфу: — Дай мне твое оружие.

Магнам замялся, но выполнил просьбу.

Воин равнин вознес молот над головой и сосредоточился на хрустальном изваянии Шоркана, вспоминая все страшные злодеяния, сотворенные именем его брата.

— Если ты, подобно Де’налу, — холодно проговорил он, — стал духом, облаченным в хрусталь, ты можешь меня услышать. Я не стану спорить — какая-то часть тебя прежде была моим братом. Но часть — не то же самое, что целое. Если Де’нал был солнцем и светом, то ты — мраком и порчей. И я давно поклялся, что увижу твою окончательную гибель, твой уход из этого мира…

Прежде чем горе ослабило его решимость, Эр’рил обеими руками обрушил молот на статую. Хрусталь разлетелся в разные стороны на мириады осколков.

— …а я привык выполнять свои клятвы.

Отвернувшись, Эр’рил опустил молот. Резким движением смахнул навернувшиеся на глаза слезы. Почему он должен плакать об этом чудовище?

— Хотя он сражался на стороне зла, — Элена будто прочитала мысли воина, — он все же оставался твоим единственным братом. Ты вправе горевать о нем.

Эр’рил покачал головой, прокашлялся, позволив стандийской закалке укрепить душу.

— Я оплачу брата, когда окончится война. — И повернулся к оборотню. — Расскажи мне, что здесь произошло.

Могвид поднял глаза на воина равнин. Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда, но он не мог даже убежать. Серый, как гроза, взгляд давил на него, пригвождая к месту. От волнения ему никак не удавалась придумать хоть какую-нибудь правдоподобную ложь.

«Скажи им», — выл Фардейл внутри черепа.

Тол’чак приблизился к меняющему обличья, похлопал по плечу.

— Фардейл, как тебе удалось спасти нас?

Удивленный этим вопросом Могвид широко распахнул глаза. Фардейл? Он с трудом удержался от смеха. Оказывается, они все еще думают, что в теле — его брат! Открытие вывело его из оцепенения.

— Я… Фардейл… Я ничего не делал, — ложь вновь легко потекла с оттаявшего языка. — Это, наверное, все серебряное озеро. Оно раскололось под колдуном, а потом… А потом он окаменел.

Могвид старался не встречаться глазами с Торн, которая могла бы распознать обман.

Он почувствовал возмущение брата. Оборотень не знал, насколько хватит его отговорок, и надеялся лишь, что успеет протянуть время, чтобы убежать раньше, чем его предательство всплывет на поверхность.