Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

Встарь довольно было шлюхам

И монахиням-старухам

Чудеса творить с попами

За келейными стенами.

А теперь им тесно стало —

Для чудес Европы мало!

При дворе танцуют львицы,

Шимпанзе, медведи, псицы,

И под писк волшебной дудки

В пляс пророчат проститутки.

Если вспомнить, что Венский конгресс окрестили танцующим и что император Александр пригласил баронессу ко двору, легко себе вообразить, как Гёте относился к мистическим увлечениям северного властелина.

И вот здесь начинается самое главное. Баронессе пришлось удалиться в лифляндские поместья, где ей продолжал оказывать покровительство император. В России она сблизилась с княгиней Анной Сергеевной Голицыной, супругой адъютанта великого князя Константина Павловича полковника Голицына, известного в петербургских кругах под именем Jean de Paris. Второй подругой и наперсницей стала некая особа-графиня де ла Мотт-Гаше. Такой тройственный союз переполнил чашу терпения императора, который многое прощал баронессе Крюденер и смотрел сквозь пальцы на то, чем она занималась в России. Крюденер не до конца утратила влияние. Между тем приятельница де Гаше каким-то таинственным образом познакомилась с мистрис Бирх — любимой камеристкой императрицы Елизаветы Алексеевны. Девичья, фамилия камеристки была Casalet, и с ней графиня будто бы встречалась до замужества, возобновив отношения в России, куда де Гаше приехала после долгих скитаний по Европе в 1812 году. Император Александр, утомленный слухами о проделках баронессы, которые сотрясали Петербург, предложил ей покинуть столицу. Рассуждать повелитель Северной Пальмиры долго не любил, и бедную баронессу вместе с дочерью, тоже баронессой Юлией Беркгейм, прямо от Калинкина моста на барке, правда, с пересадкой в Кронштадте, отправили в Крым. Графиня де Гаше якобы после свидания с императором поехала туда же, приглашенная княгиней Голицыной в ее имение Кореиз. В Крыму Крюденер вскоре заболела и, несмотря на теплый прием, оказанный ей тамошней публикой, благополучно скончалась в Карасубазаре.

Наводнение поздней осенью 1824 года, подготовка к поездке в Таганрог, серия доносов, полученных императором Александром, события на Сенатской, допросы мятежников и их казнь, приготовления к коронации императора Николая Павловича заняли все внимание властей. Им было не до какой-то графини де ла Мотт-Гаше. Однако, получив известие из Крыма, чиновники новоиспеченного III отделения переполошились и забегали по Петербургу, собирая сведения об упомянутых дамах. Времени у них оставалось мало, потому что Бенкендорф вместе со всей свитой отбывал в Москву. Он торопил фон Фока, а фон Фок наседал на Фогеля, Фабра, Фукса, Наумова, Крыжова и других агентов, которые работали еще при графе Милорадовиче. Фогель упирался и капризничал, однако необходимые подробности добыл. Фон Фок кое-что узнал и от чиновников Министерства внутренних дел, где он возглавлял канцелярию при графе Кочубее и Ланском. На него компромат не произвел большого впечатления, но Бенкендорфа поставил в тупик, и он несколько дней не мог собраться с мыслями и сделать доклад государю.

— Княгиня Голицына — дама своеобразная, — начал издалека фон Фок. — Она урожденная Всеволжская и владеет имением в Сергачском уезде Нижегородской губернии.

— И на меня она производила странное впечатление. Говорят, она там у себя ходит в сюртуке, суконных панталонах и с плетью. Курит не переставая. Не женская будто бы мода, — сказал Бенкендорф. — Что ее связывало с Крюденер и де Гаше?

— Затруднительно ответить. Болтают разное, в том числе и неприличное. О Голицыной ходит легенда, что по совершении брачного обряда в церкви она прямо у выхода отдала князю Ивану Александровичу портфель с бумагами на половину собственного состояния и сказала, что между ними все кончено. Но зато она теперь княгиня Голицына!

— Ну и что предпринял, очевидно, ошеломленный князь?

— Да ничего! Взял портфель. Недаром же его прозвали Jean de Paris.

— Но дальше, дальше, дальше! Я пока не вижу никакой связи. Кто сообщил в Петербург о смерти мадам де Гаше? И какое нам вообще до нее дело? Как сюда вмешана покойная императрица Елизавета Алексеевна?

— Едва Гаше скончалась, как камеристка мадам Бирх потребовала, чтобы ей доставили какую-то шкатулку, и обратилась прямо к императору. И завертелась карусель! Но вот в чем здесь загвоздка. О графине де ла Мотт-Гаше шел слух, что она та самая Жанна де ла Мотт — главное действующее лицо L’affaire du collier de la reine![69]

— He может быть! — воскликнул пораженный Бенкендорф. — Не может быть!

— Может! — засмеялся фон Фок. — В России все может быть! Покойный император Александр удалил ее из Петербурга по двум, как я понимаю, причинам. Во-первых, она приблизилась ко двору и встречалась с мистрис Бирх, хотя камеристка уверяет, что ничего не знала о ее прошлом. Во-вторых, его величество король Людовик XVIII, несмотря на то что не любил австриячку, мог потребовать выдачи подлинной или фальшивой де ла Мотт с единственной целью — оправдать брата короля Людовика XVI и доказать, что королевская фамилия стала жертвой шантажа, хотя он обливал грязью Марию Антуанетту и вовсе не возражал, когда по Европе распространились писания де ла Мотт, во всем обвиняющие королеву.

— Совершенно с тобой, Максимилиан Яковлевич, согласен, — сказал Бенкендорф. — Ты прав. Это дело не подлежит огласке. Карл Десятый тоже мог бы потребовать выдачи или, во всяком случае, поинтересоваться бумагами.

— Гаше утверждала, что император Александр Павлович знал, кто она, и обещал защиту и покровительство. Эти сведения сейчас идут от камеристки мистрис Бирх.

— Зачем ей какая-то шкатулка, увезенная в Крым?

— Возможно, там хранятся какие-то письма покойного государя, которые перешли к Гаше от подруги баронессы Крюденер?

— Вполне! Государь сейчас старается собрать все бумаги, касающиеся брата. Я думаю, что они будут уничтожены. Мало ли какие подделки ходят по Петербургу и Москве. Ну и что ты полагаешь по этому поводу? Кто такая Гаше? Авантюристка, мошенница?

— В любом случае и авантюристка, и мошенница. Я видел ее года три назад. В министерство поступали о ней данные. Старушка среднего роста, довольно стройная, со следами былой привлекательности. Носила серый редингот, тщательно завитые седые волосы прятала под черным бархатным беретом с разноцветными перьями и пряжкой. Говорила на изысканном французском. Физиономия смышленая, с живыми, не утратившими блеска глазами. Люди, которые с ней общались, отмечали ровную любезность и тут же пренебрежительное отношение к низшим. Говорила, или, скорее, намекала, что граф Калиостро, граф Прованский и граф д’Артуа ее близкие знакомые. А герцог де Роган, князь Станислав Понятовский и министр финансов де Калонн — покровители. Девичья фамилия — де Сен-Реми Валуа.

— Должен тебе сказать, что в юности я читал какую-то брошюрку с довольно подробным описанием этого скандала. Там ее обвиняли в краже ожерелья без всяких экивоков. И еще больше мужа, Николя де ла Мотта, кстати, жандармского офицера из роты бургиньонцев. Мне дали ее почитать на одну ночь, и никогда не догадаешься кто. Платон Зубов!