Море изобилия. Тетралогия - Юкио Мисима

и балагур Хасэгава; честный, умный Миякэ, Миябара с темным, как у жука, сухим твердым лицом; любитель литературы, боготворящий императора Кимура; всегда возбужденный, но скрывающий свои чувства Фудзита; Такасэ с больными легкими, но широкими плечами; настоящий мужчина Иноуэ, даже со своим вторым даном по дзюдо производивший впечатление мягкого, спокойного человека… Это были избранные, подлинные единомышленники. Остались только те, кто понимал смысл того, что такое избрать смерть.

Исао, сидя на пахнущем плесенью соломенном мате под тускло светящей лампой, видел отблески своего пламени. Лепестки засохшего цветка сморщились и облетели, и только тычинки, собравшись в пучок, излучали свет. Они могли поразить небесное око. Мечты приблизились вплотную, так что стали плохо различимы, ум застыл и стал, словно халцедон, убийственно твердым, без щелочки, куда можно было бы проникнуть.

— Хорошие ребята, мне стыдно за молодежь из школы Сэйкэн. — Сава говорил, будто читал по журналу один из рассказов, затем без перерыва принялся угрожать и задабривать: — Наступил критический момент — либо вы меня с этой ночи принимаете к себе, либо убиваете. Отпускать меня опасно. Вы же не знаете, что я могу рассказать. Во всяком случае, я не давал еще никаких клятв. Так что вы должны выбрать: или вы мне до конца верите, или во всем сомневаетесь. Разве не умнее было бы поверить, что я на что-то сгожусь. Если не поверите, я определенно наврежу вам. Ну как?

Исао замешкался с ответом, и тут, к его удивлению, Сава один стал громко произносить слова клятвы:

— «Учиться чистоте у Союза возмездия и самоотверженно бороться против зла.

Быть верным дружбе, поддерживая друг друга, всегда быть готовыми ответить на призыв родины».

Исао слушал Саву, произносящего слова клятвы, и это «быть верным дружбе» буквально пронзило его сердце.

«Не искать власти и личной славы, идти на верную смерть ради отчизны».

— Откуда ты знаешь слова клятвы? — голос Исао неожиданно зазвучал по-детски жалобно. Сава с неожиданной для его толстого, неуклюжего тела ловкостью охотника мгновенно уловил эти детские нотки.

— Я просто почувствовал их. Ну вот, клятву я дал. Если нужно скрепить ее кровью, я готов.

Исао взглянул на лица товарищей, и по губам, над которыми пробивались усики, скользнула горькая усмешка.

— Как это похоже на Саву. Ну ладно, будь одним из нас.

— Спасибо.

Вид у Савы действительно был радостным. Он источал чистоту, которая свидетельствовала о полном отсутствии здравого смысла. Исао сейчас впервые заметил, что у Савы белые зубы, совсем как то белье, которое он постоянно стирал.

В этот вечер собрание было плодотворным. Сава всячески убеждал их отказаться от сверхзадач, например от указа о введении чрезвычайного положения, и отдать все силы делу уничтожения ключевых фигур.

Мечу справедливости достаточно лишь однажды сверкнуть во мраке. По его блеску люди поймут, что рассвет близок, узнают, что блеск стали похож на бледно-синий рассвет над резкой линией гор.

Сава настаивал на том, что при покушении все должны действовать в одиночку. Здесь двенадцать человек, и они должны обладать решимостью и небывалым мужеством, чтобы убить двенадцать человек. Дату — 3 декабря менять не стоит, но следует отказаться от плана атаки на подстанции и перенести время действий с вечера на утро. Нужно, чтобы это был час, когда враги просыпаются в постели, когда прерывается чуткий стариковский сон, час, когда в слабом свете можно различить их лица, час, когда под первое чириканье утренних воробьев, устроившись головой на подушке, их враги будут строить планы на сегодняшний день — еще день отравлять страну своим тяжелым дыханием, — нужно выбрать именно такой час. Необходимо немедленно изучить планы их домов и осуществить задуманное так, чтобы пламя взметнулось в небо.

Согласно вновь утвержденному плану, должна была быть уничтожена верхушка финансового мира. После добавлений, предложенных Савой, план покушений был изменен следующим образом:

Бусукэ Курахара — исполнитель Савва

Тору Синкава — Иинума

Дзюэмон Нагасаки — Миябара

Нобухиса Масуда — Кимура

Масуносукэ Яг — Идзуцу

Кан Тэрамото — Фудзита

Дзэмбэй Ота — Миякэ

Рюити Камити — Такасэ

Минор Года — Иноуэ

Тэйта Мацура — Сагара

Гэндзиро акай — Сэрикава

Риити хината — Хасэгава.

В списке были имена тех, кто принадлежал к финансовым и промышленным кругам Японии. Они представляли и находящуюся в руках финансовой клики тяжелую промышленность, а именно, сталелитейную отрасль, отрасль легких металлов, судостроительную. В утро их смерти японская экономика должна будет замереть.

Исао был ошеломлен тем, как умело Сава выговорил для себя Курахару. Идзуцу, которому сведения о сильной охране Курахары даже придавали отваги, Сава сказал:

— У Курахары в доме с девяти вечера и до восьми утра охраны не бывает, в это время удобнее всего атаковать, поэтому уж уступите его мне, как человеку пожилому. — И конечно, Идзуцу сразу согласился.

— Теперь я буду приходить каждый день и учить вас тому, как нужно убивать. Лучше бы использовать соломенное чучело, но в любом случае тренировки — важная вещь. — С этими словами Сава извлек из-за пояса брюк короткий меч в деревянных ножнах — Исао его когда-то видел.

— Я объясняю… Смотрите. Вот это враг. Дрожащий от страха, жалкий, уже в возрасте, он такой же, как мы, японец. Жалеть его нельзя. Он сам не сознает зла, которое несет, зло пустило глубокие корни в его плоть и живет в ней, вам нужно увидеть это зло. Вы его увидели? Если да, значит, выполните задачу. Разрушите оболочку и убьете зло, свившее внутри гнездо. Понятно? Смотрите!

Сава принял позу, выгнув, как кошка, спину.

Исао, который наблюдал за ним, предположил, что Саве, прежде чем столкнуться с врагом, нужно преодолеть несколько речек. Темных отравленных речушек, которые выносят со стоящего на реке завода отстой общества. Вон они сверкают над рекой, огни этого европейского завода, работающего день и ночь. Та жидкость, что он выбрасывает, презирает священное намерение убить, заставляет вянуть зеленые листья священных деревьев.

Да. Вот куда предстоит нырнуть. С поднятым мечом ты проникаешь сквозь невидимую стену и выходишь по ту сторону. Летят искры от сгорающих чувств. Враг, должно быть, повиснет тяжестью на острие меча. Как, продираясь сквозь чащу, уносишь с собой налипшие на подол репьи, так и к одежде убийцы пристанут брызги крови.

Сава, прижав правый локоть к туловищу, схватил левой рукой запястье правой и удерживал меч, не давая ему подняться, — меч словно рос из его жирного тела, потом с криком ударил мечом