Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти - Шошана Зубофф

Эта сборка – рыночный проект: ее цель – изготовление прогнозов, которые становятся тем более ценными, чем ближе подходят к определенности. Лучшие прогнозы опираются на всю совокупность данных, и на волне этого движения к тотальности надзорные капиталисты прибрали к рукам разделение общественного знания. Они властвуют над знанием с решающей вершины социального порядка, где они питают и защищают теневой текст – оригинал самой определенности. В эту рыночную сеть мы и попались.

В частях I и II мы рассмотрели условия, механизмы и процессы, создающие это частное царство знаний и его прибыльные прогнозы, которые эволюционируют в сторону определенности, чтобы гарантировать рыночным игрокам нужные им исходы. Как я писала в главе 7, никакой исход нельзя гарантировать, если у вас нет возможности его добиться. Это темное сердце надзорного капитализма – нового типа бизнеса, который переосмысливает нас через призму собственной специфической власти, действующей через средства изменения поведения. Что это за власть и как она переделывает человеческую природу ради требуемой ею прибыльной определенности?

Эту разновидность власти я называю инструментаризмом, определяя его как инструментовку и инструментализацию поведения в целях его изменения, прогнозирования, монетизации и контроля. В этой формулировке «инструментовка» относится к марионеткам – это повсеместная подключенная к сети материальная архитектура восприимчивой компьютеризации, которая оцифровывает, интерпретирует и приводит в действие человеческий опыт. «Инструментализация» же обозначает социальные отношения, которые ориентируют кукловодов на человеческий опыт, когда надзорный капитал владеет машинами, превращающими нас в средства для достижения рыночных целей других людей. Надзорный капитализм заставил нас иметь дело с беспрецедентной формой капитализма. Теперь же инструментарная власть, которая поддерживает и расширяет надзорно-капиталистический проект, вынуждает нас ко второму столкновению с беспрецедентным.

Когда ученые, лидеры гражданского общества, журналисты, общественные деятели, да и большинство из нас, мужественно выступают против этой новой власти, мы неизменно обращаемся к Большому Брату Оруэлла и в целом к призраку тоталитаризма как к той призме, через которую следует интерпретировать сегодняшние угрозы. Google, Facebook и все поле коммерческого надзора часто изображаются как «цифровой тоталитаризм»[898]. Я восхищаюсь теми, кто противостоит вторжениям коммерческого надзора, но я также полагаю, что приравнивать инструментарную власть к тоталитаризму – значит только затруднять наше понимание, а также нашу способность сопротивляться, нейтрализовывать и в конечном итоге побеждать ее мощь. Исторического прецедента инструментаризму нет, но зато у нас есть яркий прецедент подобного же рода встречи с беспрецедентной новой разновидностью власти.

В те годы, когда тоталитаризм еще не был назван по имени и формально проанализирован, его критики прибегали к языку империализма как к единственному доступному языку, позволяющему формулировать смертельную угрозу, которую представляла собой эта новая власть, и противостоять ей. Сегодня надзорный капитализм пустил нас в плавание по еще одному странному, темному морю невиданных и потому невидимых опасностей. Теперь уже мы, подобно ученым и гражданам прошлого, в надежде на спасение хватаемся за знакомые слова, описывающие власть XX века.

Когда мы привязываем новое чувство опасности к старым, знакомым фактам, не осознавая, что выводы, к которым они нас приведут, с необходимостью неверны, мы возвращаемся к синдрому безлошадного экипажа. Вместо этого нам следует понять специфическую внутреннюю логику накопления власти, всецело принадлежащую XXI веку, для которой мы не найдем адекватного компаса в прошлом. Тоталитаризм был одержим перестройкой человеческого рода посредством двойного механизма геноцида и «инженерии человеческих душ». Инструментарная власть, как мы увидим, ведет нас в совершенно ином направлении. Надзорных капиталистов не интересуют убийства или преобразование наших душ. Хотя их цели во многом не менее амбициозны, чем цели тоталитарных лидеров, это все же совершенно другие цели. Работа по наименованию странной формы власти, беспрецедентной в человеческом опыте, должна начаться заново ради эффективного сопротивления и творческой возможности настаивать на будущем, которое будет делом наших собственных рук.

Оставшаяся часть этой главы – подготовительная. Первая задача – развить наше понимание того, чем инструментарная власть не является, поэтому в следующем параграфе мы кратко рассмотрим ключевые элементы тоталитаризма XX века. Самое важное – это тот факт, что, как и инструментаризм, тоталитарная власть была чем-то беспрецедентным. Она буквально не бросала вызов человеческому пониманию. Мы можем многому научиться из усилий и просчетов ученых, журналистов и граждан, которых подмяла под себя непостижимая и неодолимая сила. После того как мы рассмотрим эти вопросы, мы будем готовы исследовать истоки инструментаризма в области знания, ставшей известной как «радикальный бихевиоризм», наиболее ярким представителем которого был Б. Ф. Скиннер с его мечтой о «технологии поведения». В главе 13 мы свяжем наши находки в единое целое, рассматривая уникальные цели и стратегии инструментарной власти.