Эксперимент - Дарина Грот

– Тебе совсем жить не хочется, да, Лилит? – спросил Левиафан томным голосом, слегка отталкивая ее от себя. – Знаешь, как я сейчас хотел забыть, что у этой машины есть тормоз?

– Мне плевать…я не дам тебе больше уехать! В противном случае, тебе придется переехать меня.

– Ты сумасшедшая. Серьезно. – Левиафан вздохнул и как-то по-доброму посмотрел на нее, что аж самому противно стало.

– Ты можешь называть это как тебе нравится. Ты можешь называть меня, как тебе хочется. Ты можешь ненавидеть меня, пытаясь вырезать из своего сердца мою частичку. Ты можешь убить меня, я не боюсь. Ты можешь делать все что хочешь, но ты отсюда не уедешь! – Лилит закрыла глаза, облизнула пересохшие губы, крепко цепляясь за его руки.

– И тебе не стыдно сейчас все это мне говорить? – нахмурившись, спросил он, играясь с ее руками, делая вид, что хочет их вытащить, но, поддаваясь ей, позволяя держать их.

– Нет! А тебе известно, что это такое, когда ты не хочешь, чтобы кто-то уезжал? Тебе известно, что это такое, когда кусок нежнейшего мяса, стоит в горле как гранит с железнодорожных путей? Тебе известно, что это такое, когда лежишь и не можешь заснуть, а ты при этом пьяный в стельку, и по идее должен бы упасть замертво? Да откуда тебе это все может быть известно? Ты бесчувственный кусок железки с клыками! Тебе плевать на все! Я уверена, что ты развлекался все эти дни, вымещая свою злость на невинных людях ты пил, спал, ел, ни в чем себе не отказывая! И о каком стыде ты меня спрашиваешь? Где твой стыд? – Лилит всю трясло и она злилась.

Левиафан молча стоял и не верил своим ушам. «Это я, бесчувственный кусок железки с клыками? Да я чуть с ума не сошел, пока все это время собирал по кусочкам свое сердце, как глупый и бесконечный пазл! И, к сожалению, я все чувствовал!», подумал он про себя.

– Ну, так отпусти мои руки и дай мне уйти…– прошептал вампир ей на ухо, снова аккуратно вытаскивая пальцы.

– Нет…нет. Левиафан, нет! – закричала она, и на последнем слове залепила ему сильную пощечину.

Он сумрачным взглядом окинул девушку, закрыл машину и снова уставился на Лилит.

– А ну-ка пойдем-ка! – рявкнул он и потащил ее в дом, схватив за руку.

11

Серьезный разговор тянулся почти до середины дня, но он не принес никаких результатов. Лилит просто отрицала все его доводы, а от ее доводов вампир впадал в глубокий транс.

Две огромные скалы, которые просто невозможно сдвинуть с места. С них отлетали мелкие камушки, бились друг о друга и ни с чем падали вниз, в бесконечную бездну между скалами. Умение слушать другого человека – этому приходится учиться всю жизнь, и многим, будучи уже при смерти, так и не удается сдать этот экзамен. А ведь так необходимо внедрить в свое «Я» чистый лист с одним лишь названием «послушай другого» и позволить этому другому написать что-то на этом листе. Не умея слушать – невозможно быть услышанным. Это один из основных законов жизни, подписанный ее рукой. И от людей, которые могут слышать только собственный голос, в итоге отворачиваются все, иногда даже сама жизнь. И в тот момент наступает осознание того, что уже не хочется слышать самого себя, но это случается очень поздно, и ничего не остается, как только принимать надоедливый голос, который скрипит в ухе всю жизнь.

Вспоминаются люди, которые что-то когда-то пытались сказать, и память старается вспомнить, что конкретно они хотели сказать, чтобы услышать в голове хоть какой-то чужой голос. Но она не может вспомнить. Спичечный домик разваливается, даже не успев достроиться, и нудный голос продолжает говорить, и ничто на свете не может заставить его замолчать. Но есть одна вещь, которая могла это сделать.

Нужно было всего лишь научиться слышать других. И ни в коем случае не притворяться, заговор раскроется и тогда станет еще обиднее и больнее, и также не будет билета назад. Но присущая человеческой расе гордость ошибочно навязывает свое мнение, глупо потешая себя мыслью, что должны слушать только ее и никого другого. И все поклоняются этому идолу, набирая полный рот слюны, чтобы побольше плюнуть в лицо тому, кто просит выслушать его, развлекая таким способом свою гордыню и себя заодно. Но гордость умирает раньше, чем человек, и тогда уже смеяться не с кем, да и не над кем, разве что только над собой, над неисправимой ошибкой и неизбежностью. Даже если смеяться последним, все равно не поможет.

В жизни можно вернуть все, кроме двух вещей: прошлого и времени, хотя и то и другое, относится к времени. Нельзя отмотать пятьдесят лет назад и сказать: «Я тебя слушаю». Как же саркастически противно и обидно смотреть видео о квантовых, временных прыжках, понимая невозможность сего бытия и жалеть об этом с веревкой на шее.

Прошлое можно поворошить, словно скошенную сухую траву на лугу, но как бы ее не ворошили, она никогда не начнет расти снова, также и с человеческим прошлым. Можно посмотреть, какой цветок был красивым, а какой дотошным уродом, но изменить их уже нельзя. Надо было смотреть и исправлять тогда, пятьдесят лед назад, и слушать. Там, в небытие прошлого существовал шанс не оплакивать незабываемое в будущем. Но кому же под силу разглядеть этот шанс, когда телом правит гордость? А ведь можно было бы научить и гордость показывать свой нос, только тогда, когда это действительно было надо, а не ходить всю жизнь с вздернутым до небес носом, отталкивая от себя всех. А потом, сидеть в темном углу, с опущенной головой и призывая к себе кого-нибудь, только вряд ли кто придет.

Левиафана такая перспектива совершенно не пугала, он уже несколько веков был одинок и, в принципе, привык к новой форме существования. У него была куча времени, и он сумел научиться слушать, но только того, кого хотел.

С Лилит его история сложилась совсем иначе. Он не мог слушать только ее, ему хотелось, чтобы его тоже слушали. Но это была невыполнимая для девушки задача. Пока она, с пеной у рта, заставляла его слушать ее, Левиафан глубоко думал о своем и не желал ее слушать.

«Красота, Лилит. Меня моя красота уже погубила, и твоя тебя погубит. Уж слишком эта красота развивает самолюбие, а потом из-за него приходится страдать тебе и окружающим. В красоте нет постоянства, даже когда ты его хочешь, оно обходит тебя стороной, потому что слишком загляделось на твое сказочное лицо, забыв зайти к тебе внутрь. Твоя красота, Лилит, погубит меня. А мне этого так не хочется, но я ничего не могу с собой поделать. Столько веков я мечтал иметь эту красоту и вот она…Она манит меня, как чертовых мотыльков к огню, и они попадаются в ловушку, обжигая себе крылья или угождая в паутину, не заметив ее. И я уже не раз обжигался, и, все равно, возвращаюсь к тебе. Твой дьявольский характер, твое ангельское лицо, твоя божественная фигура, все это вместе составляет неописуемую картину. А я, как нормальный мужик, не могу пройти мимо столь редкой птицы. Если я сейчас уйду, скорее всего, потом я буду проклинать себя и осуждать. Но с тобой просто невозможно. И с одной стороны, мне это нравится, а с другой…я бы хотел взять в руки нож и изуродовать тебя, может, в таком случае, ты бы отпустила меня? Сможешь дать шанс пройти мимо…Но сейчас я не могу пройти мимо. И к моему несчастью, ты это понимаешь, лучше, чем я, и никогда не отпустишь меня. Пока тебе самой не надоест. Я раб твоей красоты, тайный поклонник твоего характера, явный ненавистник тебя в целом, за то, что ты меня так сильно приковала к себе. Я скучаю по той осени, когда я еще мог просто посмотреть на тебя, как на творение и уйти…но сейчас – нет. И что бы ты ни говорила, я всегда буду с тобой ссориться, потому что ты без этого не сможешь выжить. Но я не готов уйти, не готов дарить тебе жизнь с кем-то другим, не готов сам отпустить тебя. Хоть я и слегка подустал от этой войны».