Луна, луна, скройся! - Лилит Михайловна Мазикина

у меня в спальне, потому что площадки в башне очень маленькие, неудобные, а нас трое, да ещё и вилы. Спящую Ядвигу мы заперли в её комнате, надеясь на то, что она не попробует прошибить хрупким старческим черепом тяжёлую дверь, обнаружив такую несправедливость. Впрочем, после смерти Марчина она, кажется, не склонна к каким-либо действиям вообще.

Сенкевич и Люция приходят, как Кристо и предположил, через пару часов после заката. «Волчицу» мы бы запросто проворонили, потому что она передвигается бесшумно, а вот мертвец то ли слишком горд, чтобы ходить тихо и ни на что не натыкаться, то ли чересчур неуклюж для этого: сначала он громыхает калиткой, потом топает по галерее, что-то опрокидывает на кухне. Наконец, его шаги раздаются на кованой лестнице в башне — гулко, словно удары в медный колокол. Я даже начинаю сомневаться, с ним ли Люция, как вдруг слышу сквозь приоткрытую дверь её звонкий смешок:

— Нашёл время и место. Иди давай, вон та дверь.

— Библиотека? — неожиданно приятным баритоном с молодечески-звонкими нотками уточняет Сенкевич.

— Нет, я думала, тебе в туалет срочно надо. Конечно, библиотека! Стево!

Дверь этажом ниже открывается, но входит один или двое? Если Люция осталась на карауле, то… то я не знаю, что, но точно всё будет сложнее.

Переглянувшись с Кристо, я на четвереньках выползаю на лестницу в приоткрытую дверь.

И получаю мощный пинок в рёбра чуть ниже подмышки, так, что меня впечатывает плечом в стенку, и, не удержавшись, я кубарем качусь по ступенькам, чудом не ухая в провал — какой дурак мог решить установить лестницу без перил! — успешно группируюсь, но всё равно ушибаюсь очень больно — края ступенек бьют меня по лбу, по бокам, по рукам, везде. К тому моменту, когда мне удаётся остановиться, у меня как минимум треснуто ребро, расквашен нос и всё тело в болезненных ушибах. Вот и повоевала. Разогнувшись и сев, опираясь спиной на стену, я выхватываю — хм, скорее, вытаскиваю — «волчий» нож и смотрю наверх, ожидая, что Люция уже неспешно спускается с обычной ехидной ухмылкой на лице. Лукавить в моём положении негоже: даже в нормальной ситуации она сильнее меня, а сейчас я её разве что поцарапать сумею. Но мне бы её задержать и отвлечь, а там уж Кристо догадается выглянуть, посмотреть, отчего я не возвращаюсь.

Но Кристо уже выглянул — нет, скорее, он слышал, как я отправилась в свой стремительный полёт — потому что, когда я поднимаю взгляд, то обнаруживаю, что они с Люцией сцепились врукопашную. Мой бывший «волчонок» даже не догадался вынуть саблю из ножен! Места перед дверью совсем мало, и «волки», раскачиваясь и пыхтя, топчутся, стараясь опрокинуть один другого. Дверь в спальню почему-то прикрыта, и Адомас с вилами очевидно стоит за ней — струсил, что ли? Я раздумываю о том, удастся ли мне изменить статус-кво, если я сумею сейчас встать и доковылять до дерущихся — и, наверное, думаю слишком долго, потому что из библиотеки, буквально несколькими ступеньками ниже меня выходит здоровенный усатый мужик с чемоданом. И конечно, оглядывая лестницу, замечает меня.

Некоторое время мы таращимся друг на друга — он изумлённо, а я сумрачно — и вдруг весело и звонко мужик вопрошает:

— Наследница, что ли?

Прежде, чем ответить, я с достоинством стираю кровь с губ. Мой голос звучит хрипло и несчастно:

— Да. Поставь книги на место.

— Нет, девочка, — мужик посмеивается так добродушно, словно поддразнивает маленькую племянницу. — У книжек теперь другое место. Я их забираю, девочка. По праву сильного.

Этому праву мне противопоставить очевидно нечего, но я упрямо повторяю:

— Поставь книги на место, х…й собачий.

Сенкевич заливается так, словно услышал невесть какую смешную шутку.

— А то что? — любопытствует он, отсмеявшись. — Ты будешь плакать, и сердце моё не выдержит и разорвётся?

— Стево, мать твою кони! — кричит сверху Люция. Я кидаю быстрый взгляд в её сторону. То ли крик стоил ей пары шагов, то ли закричала она оттого, что Кристо стал одерживать верх — но теперь она раскачивается на самом краю провала, уже не столько толкая «белого волка», сколько цепляясь за него.

Сенкевич реагирует без колебаний: не очень аккуратно кидает чемодан — о, бесценные рукописи! — и проносится мимо меня вверх по лестнице. Я пытаюсь повторить давешний трюк Люции — подставить ему ножку — но запаздываю, только зря дёргаюсь. Однако, пока Сенкевич добегает до «волков», ситуация несколько меняется: Шерифович удаётся отжать Кристо от края лестницы, хотя она всё ещё неустойчиво балансирует ступенькой ниже — заметив спешащее к противнику подкрепление, «белый волк» резко и неожиданно притягивает Люцию, а потом так же резко толкает её вниз по лестнице, вперёд спиной. Треск ткани и гул чугунных ступенек — Шерифович, взмахнув руками, в одной из которых развевается половина рукава Кристо, отлетает прямо на Сенкевича. Если бы жрец был живой, это вышибло бы из него дух, а то и с ног сбило, но мертвецу хоть бы хны — только пошатнулся слегка, и, грубовато отпихнув Люцию к стене себе за спину, выхватывает саблю. Но у «волка» в руках теперь — наконец-то! — тоже сабля, и он уже возле Сенкевича, и клинки мелькают и звенят — Люция тихонько отступает ниже — вот уж кому вышибло дух, правда, не столько падением, сколько стеной.

— Ага! — Адомас, наконец-то, выбегает со своими вилами наперевес, и смотрится при этом удивительно грозно. Ох, ну, конечно же, дверь открывается наружу, он бы просто сбил Кристо вместе с Люцией, если бы попытался выйти, пока они стояли так близко. Не иначе, как это Шерифович так хитро его запечатала — её бы «лисой» называть, а не «волчицей».

К сожалению, дух Люция переводит очень быстро, а, переведя, вспоминает обо мне и принимается не очень даже торопливо спускаться. Её лицо, освещённое тусклым зелёным светом от черепов, мне очень не нравится — несмотря на то, что я не вижу у неё в руках никакого оружия. Адомас тоже замечает движение «волчицы», но размахивающие саблями Кристо и Сенкевич не дают ему кинуться мне на помощь, и он мечется, не в состоянии ни ударить мертвеца — слишком велика опасность задеть «волка» или просто помешать — ни побежать за Люцией. Я стараюсь усесться как можно надёжней и выставляю нож — но рука словно ватная, и он в ней даже не дрожит, а колеблется.

Люция это отлично видит и потому, остановившись несколькими ступеньками выше, спокойно позволяет себе оглянуться на драку наверху и