Проблема с миром - Джо Аберкромби

– Гуннар, – сказала Савин. – Не мог бы ты кое-что для меня сделать?

– Могу попытаться.

– Разыщи моего мужа. – Она поглядела в южном направлении, туда, где вскорости завяжется самая жаркая схватка. Ее ладони скользнули вдоль живота. Она выглядела неожиданно, непривычно беззащитной посреди всего, что творилось вокруг. – Постарайся… сделать так, чтобы…

– Я понял.

Пытаться сделать так, чтобы человека не убили в сражении, было по определению бесплодной затеей – но едва ли первой, которую он на себя брал.

– Только сперва надо закончить еще одно дело… Ты не приглядишь за ними, пока я не вернусь?

Броуд отцепил от ушей дужки своих стекляшек, аккуратно сложил и вручил Зури. Она всегда казалась ему женщиной, которой можно доверить деликатную вещь.

Он зашагал вверх по ставшему размытым склону холма в направлении темного пятна башни, аккуратно заворачивая рукава. Привычные действия всегда помогают.

Старый лорд прищурился, когда тень Броуда загородила ему солнце.

– Нас, Стиблингов, так легко не запугаешь, ты, чертов… А-а! – Он взвизгнул, когда Броуд ухватил его за ухо и стащил с кресла.

Подпрыгивая и оскальзываясь на траве, почтенный старик был вынужден спуститься с холма, вскрикивая каждый раз, когда вес приходился на больную ногу. Броуд провел его к плетеным щитам, отбросив один из них ногой в сторону. В кои-то веки он был рад, что плохо видит, так что ему не приходится смотреть на переполненную латрину во всей ее красе. Запах, впрочем, определенно чувствовался.

Для Стиблинга переживание явно было совершенно новым. Он отпрянул, закрыв лицо рукой.

– Что ты…

Броуд пихнул его вперед.

На пару мгновений тот полностью скрылся под поверхностью, но потом всплыл. Его бархатная шапочка осталась где-то внизу, седые волосы налипли на лицо, перемазанное дерьмом тех людей, над которыми он еще минуту назад смеялся.

– Ах ты ублюдок! – взвыл он, подавляя рвотные позывы и пытаясь выбраться на твердую землю.

Но Броуд уже ушел. Он шел к Стоффенбеку, превратившемуся в смутный призрак за пеленой пыли, поднятой марширующими людьми.

– А нам что делать? – услышал он сзади оклик Баннермана.

– Что хотите, – отозвался Броуд, не сбавляя шага.

Он говорил себе, что делает это из верности. Что хороший человек должен сражаться. Все то же самое, что говорил себе, когда отправлялся в Стирию. Но теперь он знал, что сражение – не место для хороших людей.

Он сделал глубокий вдох через нос и выдохнул через нос же – с фырканьем, словно бык.

Когда он плакал у порога своего дома, вернувшись в любящие объятия своей семьи, он думал, что покончил с кровопролитиями. Что больше ничто и никогда не заманит его снова на поле боя. Но похоже, что Судья знала его лучше, чем он сам. Драка была для него как голод. Ты можешь обожраться до тошноты сегодня, но это не значит, что назавтра ты откажешься от обеда. Наоборот, это только прибавит тебе аппетита. И вот он здесь, несмотря на все свои пустые обещания, – снова за столом, с зажатой в руке ложкой, требуя, чтобы его поскорее обслужили.

Он вытащил из-за пояса свой боевой молот и крепко сжал рукой стальную рукоять. Она легла в ладонь, словно ключ в замок. Броуд оскалился и зашагал быстрее.

Кто-то хлопнул его по плечу, и Пек с трудом открыл глаза, отлепил руки от ушей и – после того как вычислил, где здесь верх, что потребовало бóльших усилий, чем можно было подумать, – посмотрел вверх.

Сверху на него смотрел сержант Майер. Его глаза были обведены белыми полосками на фоне черной сажи, оттого что он зажмуривался; борода была слегка опалена с одной стороны, губы шевелились, словно он кричал что-то во весь голос. Сквозь пучки ветоши в ушах, и буханье и рокот других пушек, и шорох собственного дыхания, и грохот собственного сердца, и непрекращающийся тонкий вой, который, казалось, был теперь повсюду, он расслышал отдаленный голос сержанта:

– Пек! Губка!

– Ах да. – Он взобрался на ноги, пошатнулся и сумел удержать равновесие, только схватившись за козлы. – Сейчас.

Куда он дел губку? Пек схватил ее с земли, выдрав вместе с ней клок травы.

– Сэр.

Куда он дел ведро? Пек едва не споткнулся об него, пока искал, поворачиваясь во все стороны. Зачем он вообще отвечал? Он сам-то себя не слышал; уж конечно, его не мог слышать никто другой?

В воздухе висела густая вонь гуркского огня, во рту был липкий вкус пороха, в глотке саднило, глаза слезились. Временами он с трудом мог разглядеть соседнюю пушку в ряду. Команды призраками копошились вокруг своих орудий, смазывая, протирая, заряжая, засыпая порох, выполняя каждую их визгливую прихоть, словно кучки перемазанных грязью нянюшек в детской, набитой непомерно большими металлическими младенцами. Младенцами, плюющимися смертью.

Спотыкаясь, он обошел инженера, возившегося с каким-то сломанным инструментом, стараясь не касаться своей пушки, об которую обжегся уже три раза, так она нагрелась. Из ее дула выползала струйка густого дыма. Пек плеснул туда воды из ведра, смывая нагоревшую корку дымящегося пороха, потом поднял шомпол – и съежился, когда пушка через два орудия от него взревела, извергая струю огня, и земля вновь содрогнулась.

В Осадной школе все это казалось так весело! Ему так повезло оказаться там. Куда лучше, чем горбатиться на фабрике. И к тому же гораздо безопаснее… Стоит ли говорить, что сейчас это совсем не казалось безопасным.

Но об этом лучше не думать.

– Пек! Протри эту малышку!

Ему не нравилось, когда о пушках говорили как о женщинах. В них и без того было мало приятного, а так это звучало просто отвратительно. Что материнского можно увидеть в этих дьявольских погремушках? Убийство все же в основном мужская работа.

Пек засунул губку, с которой струилась черная вода, в дымящееся жерло и принялся водить взад-вперед, с каждым разом окатывая себя фонтаном брызг. Он уже насквозь пропитался этой черной водой, перемазался сажей с ног до головы, рукава его рубашки порвались и мокро шлепали по покрасневшим запястьям, но если оставить хотя бы пятнышко тлеющего пороха, то, когда будут закладывать следующий заряд, вся команда взлетит к чертям.

Еще одна вещь, о которой лучше не думать.

Сквозь плывущий дым он видел солдат внизу. Люди лорда Кранта, кажется. Довольно обтрепанный полк, растянувшийся кривым изгибом вдоль склона. Они попытались окопаться, но у них было примерно три хорошие лопаты на всех, да и количество камней в грунте тоже не помогало. Вообще, помощи им ждать не приходилось. Они прижались к земле, напуганные грохотом пушек позади себя и массой неприятельской армии где-то впереди. Попали между адом и градом, как говаривала Пекова бабушка. Кое-кто побросал оружие на землю, чтобы зажать руками уши; лица были искажены болью и ужасом. Пек увидел, как пара человек попыталась бежать, но их схватили и оттащили обратно на их посты. Похоже, защита у них будет неважная, если мятежники все же переправятся через реку и взберутся по каменистому склону.