Невероятная история Вилима Мошкина - Алла Дымовская

– Почему она спрашивала, теперь понятно. Но хотелось бы узнать, до какой степени ты ей «ничего не говорил».

– Ни до какой не говорил! Мне ваша Лена не велела! – Рафа жалобно посмотрел на хозяйку квартиры. – Ну, вы хоть подтвердите! Что не велели. Сами же сказали, Илонку нельзя пугать до времени. Что она, мол, не готова. Лена, ну скажите же!

– И ты ей ничего не говорил? – довольно мирным тоном спросила Лена. Изо всех присутствующих она одна была совершенно спокойна. – Только вспомни хорошенько.

– Ничего. Не хотел волновать. Вдруг она подумает, что я к ней с корыстью и прогонит меня совсем. Так, прибаутками отделывался. Что наш генерал – мужик жалостливый, но парень – первый сорт. Хотя и с закидонами. Олигархов не любит, и все рвется страну спасать от воров и капиталистов. И что бояться его не надо.

– Я ему верю, – сказала Лена. И обратилась уже исключительно к генералиссимусу. – Если бы было иначе, Илона его давно бы выставила вон. За ненадобностью. Беда только: госпожа Таримова и без Рафы знала достаточно, чтобы заставить Дружникова откопать топор войны. О том, что вся наша затея отныне провалена на корню, не приходится и говорить. А потому «Крестоносцы удачи» теперь совершенно бесполезны.

Думай, не думай; гадай, не гадай. Дело пустое. Как да отчего вышло. Вилли в эту ночь плюнул на осторожность, остался у Лены. Но было ему не до постельных утех. Впрочем, майору Матвеевой, тоже. Сидели они тихо, точно два сыча на чердаке заброшенного дома, сиротливого и холодного. И мысли к ним являлись студеные и безотрадные. Они даже не делились думами вслух, и так понятно было, что одинаковые. Вилли курил, много и глубоко, Лена пила. Водку и теплый томатный сок без закуски. Потом пересели рядышком на диван, и, прижавшись бок к боку, все так же курили и пили. До утра. Потому что сон все равно бы не пришел к их безнадежно уставшим, присмиревшим телам.

Кампания провалилась. Лена это давеча очень верно определила. Вся затея от начала до конца оказалась пустой тратой времени. Ни одна птица не долетела до середины Днепра. Ни один из крестоносцев теперь не принесет пользы делу. А ведь без малого два года угробил Вилли на исполнение своего замысла. Только про овраги забыл. Каверны человеческой души. Провальные и непредсказуемые. Как и всегда, будто на кинжальное острие, напоролся на собственную жалость. А за благоглупости полагалось платить. Куда подевалось его похвальное намерение держать крестников паутины в ежовых рукавицах! Но вот, опять наступил на те же грабли. И удар их раскроил череп.

Нечего больше надеяться. Дружникова из норы им не выманить. Достаточно того, что Илона могла ему сказать о главном намерении генералиссимуса. Хотя о способе не знала ничего. Об Актере она и слыхом не слыхивала. Зато наверняка поведала о том, как Вилим Александрович Мошкин затеял смертоубийство своего бывшего компаньона при помощи таких же, как она, носителей паутины. Пусть Дружников остался в уверенности относительно благонадежности своего двигателя, пусть даже посчитал затею генералиссимуса делом безнадежным. Но Вилли слишком хорошо понимал течение мыслей Дружникова, и оттого мог предсказать с космической вероятностью, что «ОДД» не станет рисковать попусту. А на всякий случай предпримет меры. Для начала сделается недоступным для любых контактов со стороны «Крестоносцев удачи». И, что хуже всего, Дружников уже знает, кто такие эти крестоносцы и в чем они ему сродни. Погорельцы судьбы – это один соус, избранники паутины – совсем иное.

Оттого никогда более он не появится ни на одном концерте или фуршете, или еще каком светском «сейшене», куда в качестве гостей, либо приглашенных исполнителей могут заявиться его враги. Главное, зная Дружникова, свободно можно было утверждать, что не станет он долго терпеть подобное, обременительное положение вещей. И попробует разрешить ситуацию в меру своей фантазии. Фантазии же Дружникова в экстраординарных случаях заканчивались, как правило, жестоким нарушением уголовного кодекса, в его части, касающейся преднамеренного лишения жизни путем злого умысла.

Дотянуться до крестоносцев, у Дружникова, пожалуй, пороха не хватит. Вилли пока в силах защитить своих солдат. Только вот Лена. Ну, как положит Дружников с прибором на страховку, которой и нет вовсе, да сорвет свою ярость на первом, кого сможет достать. Значит, Лену срочно и без лишних рассуждений надо выводить из игры. Но как это сделать? Отправить прочь из Москвы, и к черту ее секретную службу, хотя бы в Сингапур или в Буэнос-Айрес, куда Макар телят не гонял. Лишь бы подальше от Дружникова. Да полно, поможет ли? Для двигателя пространственных преград не существует. А с другой стороны, с глаз долой – из сердца вон. Вдруг и пронесет. Беда в том, что Лена его и слушать не станет. Ни за что не оставит одного, это Вилли понимал.

С утра генералиссимус все же предпринял кое-какие шаги. Так, на всякий случай. Позвонил Татьяне Николаевне, в Париж, где вдова Вербицкая проводила нынешнюю зиму, умолял снова пригласить в гости на пару месяцев маму и Барсукова. Татьяна Николаевна была не против, в Париже она слегка заскучала, но и поинтересовалась, в чем спешность. Вилли пришлось наврать ей, что с родителями у него возможны трения по поводу нового его романа. А так, пока мать и отчим будут прохлаждаться на Елисейских полях, Вилли определится с намерениями и поставит предков перед свершившимся фактом. Татьяна Николаевна в сердечных терниях своего любимчика тут же приняла горячее участие, надавала кучу жизненных советов, велела на препятствия не обращать внимания. А Люду с Барсуковым обещалась вызвать в Париж на этой же неделе, чего бы ни стоило. Впрочем, со стороны Татьяны Николаевны это вовсе не было жертвой. Мама и Викентий Родионович и без того в последние годы курсировали челноками по маршруту Россия – Франция, составляли компанию безутешной вдове. У Татьяны Николаевны, понятно, имелись во множестве и иные, гламурные, высокие знакомства, женщина она была богатая, известной советской фамилии. Для западных холостяков-альфонсов представляла и определенный коммерческий интерес. Вляпалась бы непременно, кабы паутина удачи, хранимая для Татьяны Николаевны генералиссимусом, не стояла на страже ее судьбы. Но одно дело – великосветские приятели, а для души вдова Вербицкая предпочитала общество старой, московской подруги, свидетельницы ее радостей и горестей, в коих выступала по обстоятельствам в роли утешительницы или напротив, аплодирующего успехам зала. С Людой и даже с Барсуковым уместно было вспомнить покойного Геннадия Петровича, пожаловаться на Катьку, которая как вышла замуж, так совсем отбилась от рук и носится по миру со своим Колей, нынче дипломатом, приписанным к ОНН. А к матери кажется много, если два раза в год. В общем, нежданной просьбой генералиссимуса Татьяна Николаевна была более, чем довольна. Крестоносцев, виноватых без вины, Вилли тоже не захотел расстраивать попусту. На прощание заверил, что все случившееся ерунда, что все останется, как прежде, и дело их продолжится. Только нужно ему все обдумать и внести поправки в планы. А пока, Рафа пусть поет, Василий Терентьевич ему администрирует, Грачевский пусть ваяет книги и пестует «Русское Отечество». Об очевидной бесполезности их стараний Вилли решил крестоносцам не говорить. Незачем лишать людей надежды. К тому же верилось генералиссимусу, что мука перемелется, со временем он найдет выход и испечет заветный каравай.