Невероятная история Вилима Мошкина - Алла Дымовская

Дружников дико и свирепо, в очередной раз бесился в своем кабинете. Приступы ярости с ним стали случаться все чаще, и Дружников, как мог, скрывал их от окружающих. Что все же было непросто – каждый раз приходилось восстанавливать из руин мебель, обновлять технику и посуду. Бедная Вика, личная секретарша Дружникова, запуганная до полусмерти, молчала о том, что слышала и иногда видела, но слухи просачивались и без ее помощи. Однако, Дружникову эти правдивые сплетни ничуть не вредили, напротив, делали его грозную личность еще более жуткой для подчиненных. Шуток по поводу разрушений, производимых им в состоянии бешенной одержимости, никто не отпускал. Даже и ремонтники. Слишком уж красноречиво остатки разгрома характеризовали с темной стороны самого хозяина кабинета.

Последний такой приступ случился перед этим после общения с Илоной. Тогда Дружников умудрился выдержать свою роль до конца, но, едва актриса покинула его общество, немедленно выпустил гневные пары наружу. В тот раз досталось и чеканному гербу над столом, в который Дружников запустил тяжелым, декоративным пресс-папье из бронзы и яшмы. Герб рухнул со стены и сильно попортил паркет. А Дружников разозлился еще больше и бушевал лишние минуты. Слова, какие звучали в эти мгновения в его покоях, достигая и приемной, вызвали бы неподдельную зависть у строительных чернорабочих. Мошкина он уже не только ненавидел. Из просто врага его бывший компаньон сделался врагом лютым. Может, конечно, Илона и приврала, чтобы усилить перед Дружниковым собственную значимость. Не стал бы Мошкин затевать убийство. Да и двигатель бы ему не позволил. Хотя в том, что козни строятся, и строятся именно против него, в этом Дружников был неумолимо уверен. Но каков же змей! Если не сам, то напустил на Дружникова альбомных уродов с потухшей паутиной. А все для того, чтобы доставить ему неприятности. Впрочем, одни ли неприятности? Что если два вихря вблизи смогут затеять войну друг с другом? «ОДД» вспомнил страшное сражение за душу Вербицкого, чуть не ставшее для него роковым, и его едва не стошнило. Дружников призадумался. Илона сказала определенно и не раз, что Мошкину нужен для своих клоунов отчего-то личный контакт, видимо, из-за свойств паутины, о которых он сам не имеет понятия. Немедля Дружников велел референтам и полковнику Быковцу параллельно отслеживать все официальные его встречи, проверять списки приглашенных, для обнаружения крестоносцев. И вот, дважды ушел от преследования. Но подобное положение дел его раздражало, вечно бегать Дружников отнюдь не собирался. Помимо Мошкина с его шутами хватало проблем.

Первая из них и самая болезненная, касалась Анюты. Она уходила, с каждым днем все дальше. Нет, внешне она выглядела по-прежнему бесподобно и словно бы вне времени, здоровье ее тоже не обнаруживало изъянов. Но без двигателя Аня теперь не желала и вовсе общаться с внешним миром. Даже Павлик, детскими своими капризами и попытками приласкаться к матери, едва выводил Анюту из состояния хронической апатии. Дружникову то и дело приходилось отправлять Стража с повелениями, и каждый раз сдвигать плиты, оживляющие Анюту, было все тяжелее. Он с тревогой отметил и то обстоятельство, что, чем чаще он прибегает к помощи двигателя, тем скорее прогрессирует немочь, поразившая единственную, любимую им женщину. Но мыслей о даровании Анюте спасительной свободы совсем не возникало в голове Дружникова. Отпустить Аню было для него, как и прежде, невозможно, а грядущая ее гибель доводила Дружникова до отчаяния и исступления, что только способствовало новым приступам неудержимого бешенства. Мучился он искренне и жестоко, но отступать не стал бы ни за что. Он принял за правило проводить как можно больше времени подле Ани и Павлика, пока его любимая еще жива. И ловить последние, оставшиеся моменты.

В какие-то, краткие периоды, Дружников тешил себя надеждой, что Лена соврала ему, и для Анюты нет никакой явной угрозы. Или хотя бы верил в то, что его забота и сила двигателя смогут преодолеть открытый ему, безжалостный закон. Ведь любой закон можно как-нибудь обойти, и от многих болезней есть у природы средство. Вероятно, что такое средство было припрятано и от Анютиного несчастья, но Дружников не сумел его отыскать. Он старался, как мог. Сыпал подарками и развлечениями. Даже в затею с Большим театром влез не столько из тщеславия, как ради того, чтобы вызвать у Ани хоть малейший интерес к жизни. Он помнил, как в давние времена Анюта восхищалась оперными и балетными искусствами, и желал вернуть то, позабытое восхищение, к жизни. Но Аня пришла на премьеру-другую, и даже новомодные для России постановки зарубежных режиссеров ничего не добавили к ее отсутствующему интересу. Теперь в директорской ложе сидела одна Полина Станиславовна с подругами и Стоеросовым, а Дружников театром почти не занимался. Свалил заботы на «призрака оперы», все равно в настоящий момент от Стоеросова в их совместных делах пользы выходило мало. Дружников готовил подпольный переворот. Нужные люди, собранные подле него в достаточном количестве, дали ему личную присягу на верность. Двигатель кочегарил во всю. И Дружников только ждал выгодного момента. Его он намеревался создать сам. Но до сих пор не решил, какой именно. То ли взбунтовать провинцию, то ли затеять беспорядки в столице. Крестоносцы же и связанные с ними лишние заботы получались совсем некстати.

Пока не пришло новое известие. Оно-то и вызвало мощный, равный по силе двенадцатибальному урагану, приступ ярости. Лена Матвеева навестила его Анюту и говорила с ней. И Дружникову пришлось безжалостно вытрясти из умирающей женщины суть этого разговора. Рисковать он более не хотел, особенно теперь.

Лена и вправду навестила семью академика на Котельнической. Без ведома генералиссимуса. Потому что, если бы Вилли узнал о ее планах, то категорически бы их запретил. Но Лена уже не видела иного выхода. С того дня, как они прознали о предательстве Илоны, плачевное положение «Крестоносцев удачи» никак не изменилось. Вилли продолжал обманывать своих солдат, замерших в ожидании его приказов, призывал их вести покуда привычный образ жизни и достигать новых успехов, но ничего путного измыслить не смог. Каждая посещавшая его идея оказывалась еще более бесплодной, чем предыдущая. Спектр их бредовости и беспомощности был обширен. От взятия приступом «Дома будущего» и захвата Дружников в кабинете с помощью ОМОНа, до подкарауливания у ворот его городского, элитного особняка под видом нищего бомжа. А время шло, и стучал метроном.

Тогда Лена без объявления взяла главенство на себя. Нелегкая понесла ее на встречу с Анютой. Если бы ее план увенчался успехом, то генералиссимус добился бы, наконец, своего. Хотя в результате Лена сомневалась. Но это было лучше, чем просто сидеть у мертвого пруда с удочкой.

В квартиру дежурившая у дверей термоядерная охрана не смогла ее не впустить. Лена дальновидно и заранее сговорилась с Юлией Карповной, ради сюрприза, и просила не сообщать о ее визите заранее. А в подъезде позвонила с мобильного, и Юлия Карповна вышла на порог. Швейцарам у дверей не осталось ничего, как развести в беспомощности руками. Конечно, после смены они доложат Дружникову о ее посещении, но и только. Лены не было в запрещенном списке, к тому же обещание, данное Анюте, о дозволении общения с подругой все еще имело силу.