Ледяная колыбель - Джим Чайковски

ее своей воле. Мне была нужна просто она сама.

Никс уставилась на Шийю в коконе.

– Тебе был нужен ключ.

Он обдумал ее слова, а затем кивнул:

– Я никогда не сумел бы добиться этого в одиночку. Только не будучи Корнем. Мне нужна была Ось. И ты привела ее ко мне.

Никс попыталась подавить накатившее на нее чувство вины, отказываясь позволить ему повергнуть ее в ступор.

– Это должно быть сделано, – мрачно произнес тот, кто назвался Корнем. – Турубья – это проклятие для всех, кроме Раб’альмата. Никто другой не может владеть ею. Ни ты, ни твоя Ось. Дело уже сделано.

В его голосе послышалось нечто вроде взволнованного придыхания – нотка восхищения, смешанного с ужасом.

Никс наблюдала, как бронза струится и переливается по всему его телу. Его рот растекся и сформировался заново – только для того, чтобы снова исчезнуть. В черепе проявились было ноздри, которые тут же опять затянулись. Она в ужасе попятилась.

– А эта сфера и вправду способна разрушить мир? – прошептал ей Грейлин.

Ответил ему Крайш:

– Мы пришли сюда, чтобы найти способ заставить мир вращаться. Если такая сила и существовала в Пустошах, но теперь извращена, я бы ему поверил.

– Тогда как же нам его остановить? – подал голос Джейс. – Еще в Приюте Шийя упомянула, что сильный жар способен ее расплавить. Может, попросим кого-нибудь из рааш’ке вынести этого монстра из купола и сбросить его в одно из тех огненных ущелий снаружи? Вдруг, если уничтожить его, это освободит Шийю?

Крайш кивнул:

– Это стоит попробовать.

Увы, но этот план был услышан, и рот сформировался заново.

– Такое разрушение приведет к немедленному и катастрофическому выходу турубьи из строя.

И вновь это заявление было произнесено с ледяной убежденностью, без малейшего намека на притворство или ложь.

Райф скривился:

– Нам это явно ни к чему.

Никс повернулась к пауку – или Корню, как он себя называл.

– Когда? – надавила она на него. – Когда эта «турубья» вызовет подобный катаклизм, если вовремя не вмешаться?

Корень расплавил свою бронзу настолько, чтобы повернуть лицо к возвышающейся сфере. Его взгляд скользнул по дуге дрожащего хрусталя, по вибрирующим бронзовым подвесам, по шатающимся толстым аркам. Его ноги поглощали дрожь пола, которая рябью бежала по его бронзе. Он перевел на нее взгляд, полный холодной убежденности, и произнес:

– Меньше чем через четверть дня.

Никс похолодела.

«У нас нет времени даже до утра».

Она придвинулась к нему ближе, тщетно подыскивая слова, способные разубедить его.

– Дело сделано, – объявил Корень с окончательностью в голосе. – И никакая сила не способна это изменить. Одна лишь Ось обладает знаниями, необходимыми для того, чтобы привести меня в бездействующее состояние и остановить неизбежное, но эта угроза уже устранена.

Никс взглянула на Шийю.

«И мы позволили ей угодить прямо в эту ловушку…»

Отчаявшись, она снова повернулась к Корню. Его глаза были по-прежнему прикованы к хрустальному шару турубьи, больше не оценивая, а просто ожидая. Это ощущение усилилось, когда из его ступней по меди протянулись бронзовые щупальца, словно оправдывая его статус – укореняя его на месте до конца света.

Она попятилась, и Джейс потянулся за ней.

– Если конец и вправду неизбежен, – сказал он, – тогда, может, тебе стоит использовать против него свой обуздывающий напев. Ты ведь уже помешала ему тогда, в Пасти. Может, ты нащупаешь… Ну, я не знаю – что-то.

Все взгляды обратились к ней.

Никс все смотрела на содрогающуюся сферу, ощущая дрожь под ногами.

«Джейс прав».

Наконец подавив свой трепет, она кивнула. Отошла от остальных и подала знак Даалу спуститься. К этому времени он уже несколько успокоил рааш’ке – хотя все они держались на опасливом расстоянии от расплавленного паука, кружа под самым куполом.

Даал принял ее сигнал и описал низкую дугу. Никс проследила за его траекторией. Он собирался посадить Нифку неподалеку от Метила – вероятно, хотел, чтобы два этих рааш’ке были рядом, поддерживали друг друга во время изумрудной бури.

Она направилась ему навстречу. И в этот момент еще раз оглянулась на текучую бронзу Корня. Ее беспокоила одна деталь. Это существо могло бы и дальше прятаться в подземном лабиринте за пределами купола. Ему не требовалось раскрывать себя. В его действиях не было никакого смысла.

«Неужели он вышел позлорадствовать? Или отыграться? Посмотреть, как мы будем бороться в самом конце?»

Никс нахмурилась, понимая, что не ощутила в нем подобной мелочности.

Она взглянула на Шийю, которая хоть часто и была холодной и отстраненной, но все-таки проявляла моменты нежности, сострадания и даже юмора. Если этот Корень был той же породы, то где-то глубоко внутри него должно было по-прежнему сохраняться ядро человечности, как бы он ни старался растопить его. Никс пару раз улавливала намеки на это во время их разговора – хотя не то чтобы этих едва заметных проявлений было достаточно, чтобы отвлечь его от его возвышенного плана.

«Для этого он уже слишком далеко зашел».

Тем не менее подобное предположение могло бы объяснить, почему паук вышел из своего убежища. Никс посмотрела на своих товарищей, объединенных одним общим делом, поддерживающих друг друга. Потом подняла взгляд на взмахи крыльев над головой. Она вспомнила, чем тогда поделилась с разумом орды. Никс показала им то, что они потеряли – то почти неописуемое, бессловесное чувство связи, целостности, которое можно найти только в другом сердце, ту общность, которая выходит за рамки любви, приводя к чему-то еще более глубокому и значимому.

«Все мы стремимся к этому, – подумала она. – Ждем от тех, кто нас окружает, от связей, которые мы формируем, от жизней, которые мы разделяем. Это основа нашей человечности».

Никс вновь посмотрела на Корня.

«Ты не мог растопить это полностью».

Возможно, именно эта потребность и заставляла Корня – в одиночку на протяжении тысячелетий – поддерживать свое упорное порабощение рааш’ке. Это проделывалось не только для защиты его логова. Где-то в глубине души он наверняка желал какой-то степени связи с кем-то другим, какой бы испорченной она ни была.

Никс вприщур глянула на него. После того как она разорвала его связь с рааш’ке, он снова оказался в изоляции. И вот теперь, зная, что смерть близка, наверняка не хотел под конец оставаться один.

Никс ощутила укол печали по этому одинокому часовому, брошенному на века охранять это место. И все же жалость не помешала бы ей найти способ остановить его.

Впереди под взмах крыльев своего рааш’ке приземлился Даал. Она поспешила к нему, зная, что ей понадобится весь его источник силы без остатка. Сейчас нельзя было сдерживаться. Для любого шанса на успех следовало действовать по принципу «все или ничего».

* * *

Даал прошел вместе с Никс к текучей бронзовой фигуре. Ее остекленевшие глаза оставались устрашающе открытыми – немигающими, но сияющими осознанием происходящего. Никс уже вкратце рассказала Даалу о том, что произошло, и о грозящей миру гибельной участи.

– Этот Корень… – прошептал он, когда они подошли к бронзовой фигуре – словно опасаясь, что она их услышит, хотя у нее и не было ушей. – Он говорит, что только Шийя может остановить его. Даже с помощью обуздывающего напева, как мы заставим его повиноваться нам? Он явно слишком силен, чтобы поддаться твоему обузданию, даже с моей силой.

– Я не знаю. Но Корень наверняка потратил немало энергии на подготовку и приведение в действие этой ловушки. Это должно было на нем сказаться.

Даал обвел взглядом остальных, что собрались позади них с напряженными лицами. Корень высился перед ними недвижимой статуей, впаянной в медь. За плечом у него Шийя по-прежнему оставалась запертой в коконе из хрусталя и изумрудного огня – беспомощно билась внутри, каким-то образом перенося свое неистовство на сферу турубьи в центре купола.

Никс встала рядом с Даалом.

– Чего ты от меня хочешь? – прошептал он.

Она протянула ему руку.

– Того же, что и всегда. Ты будешь моим быстропламенем. А я – твоей горелкой.

Даал закрыл глаза и взял ее за руку. Едва только их ладони соприкоснулись, как с неистовым жаром вспыхнул уже знакомый обоим огонь. Даал растворился в ней. Это больше не казалось