Каждые сто лет. Роман с дневником - Анна Матвеева

Я. А как умерла Ксения Михайловна, вы знаете?

В.В. Её не стало в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, я тогда уже здесь не жила.

Тётя Зина. Умерла она в третьей больнице на площади Ленина. А хоронили её от нашего дома. От Петра Комарова.

Разговор наш стал уже общим, все потеплели, как-то выдохнули и расслабились. Даже Ира, я видела, внимательно слушает, а не ёрзает на стуле, как в самом начале. Нас усиленно угощали, и я не смогла отказаться от бутерброда с икрой, хоть и не имела на него никакого права.

Вторая дама, имени которой я не запомнила, тоже училась у Ксении Михайловны и жила с ней дверь в дверь.

– Ксению Михайловну мы все страшно уважали, очень боялись огорчить её своими неуспехами. Маленькая, седенькая. Одета просто: кофта, юбка, всё тёмненькое. Всех нас она называла «Ирочка», «Леночка»… Из дочерей я помню только Ксению, она врачом стала. Юлю помню плохо, хотя знаю, что была такая, в нашем ТЮЗе работала…

На этом месте мой телефон-диктофон разрядился, хотя собеседницы мои, я видела, готовы вспоминать свою учительницу дальше. Они помолодели, строгие пожилые мойры напоминали теперь тех, кем и были, – счастливых общей памятью и сложившейся жизнью приятельниц. И каждая – до меня только теперь дошло! – была теперь в возрасте Ксении Михайловны в её хабаровскую пору. А тётя Зина, которая интересовала меня больше других, не сказала почти ни слова…

– Ассистентка-то ваша устала, – заметила она, глядя на сникшую Тараканову. – Да и нам домой пора. Но я ничего рассказать не успела. Знаете, – она смотрела прямо на меня, – вы приходите завтра ко мне домой. Адрес скажу.

Она поманила меня пальцем, чтобы шепнуть на ухо:

– Только вы мне всё расскажете, как оно есть на самом деле. Без обмана. Договорились?

Пауль вышел в прихожую, сладко зевая. Глаза у него были умные и трагические, не собачьи. Ира уже на лестнице сказала мне:

– Слушай, а ведь эта собака – по правде проводник в мир мёртвых.

Я удивилась, почему такая простая и точная мысль не пришла в голову мне.

Хабаровск, 1959–1965 гг.

11 декабря 1959 г.

Это уж точно мой последний дневник. 9 декабря – отъезд Ксени и Кости. Всё пусто теперь без малыша. Провела ночь у Катерины, вторую – в моей комнате. Малыш утомляет, но без него нет жизни. Погода прекрасная, идёт снег, ветра нет. Вчера я купила новую ручку и снова начинаю мои воспоминания, сегодня очередная покупка – будильник. Я ещё не решила, когда буду говорить с Катей о Прокопьевске.

15 декабря

Мы с моей Катей были в кино на французском фильме про аквалангиста. На обратном пути – снег и ветер, я шла с трудом и задыхалась от холода!

Анна Х. примечательна своим наивным эгоизмом. В воскресенье, когда я вернулась от Кати, то не увидела своего чайника. Анна объяснила мне, что ей нужен был пресс и что мой чайник, полный воды, был как раз очень уместен. Она предложила мне взамен свою маленькую кастрюльку, чтобы вскипятить воду. Я полагала, что чайник ей понадобится на несколько часов, но он уже три дня у Анны. Между тем чайник мне очень нужен.

16 декабря

Ксеня наконец вышла на связь. Почти неделю я ничего не знала об их делах и здоровье. Кажется, всё в порядке, но ведь могла она мне отправить телеграмму? Им безразлично, волнуюсь я или нет.

Вчера я была у геологов. Инженер, который провел два года во Вьетнаме, прочитал доклад. Катя отправилась в кино, чтобы посмотреть, как американцы аплодируют русскому балету.

20 декабря

Видела фильм «Вчера» – венгерские события. Лишь несколько трагических эпизодов на придуманном фоне. Но эти проблески истины наводят ужас. Более десяти лет мы читаем в газетах о германском реваншизме и привыкли к нему, и всё же тот, у кого есть глаза, должен видеть!

25 декабря

Сегодня у меня снова кружилась голова. Прилегла, потом вышла в магазин, купила немного молока, пельмени и чувствую себя лучше. Может, следовало утром позавтракать? Хотя раньше мне иногда доводилось не есть до полудня и у меня не кружилась голова. А если это признак старости или последствие моего падения?

Имею ли я право повидать других детей, если Ксене скоро что-то понадобится? Вот какая мысль мне не даёт покоя.

26 января 1960 г.

Катя и Зина сделали всё возможное, чтобы я не уезжала. Я отправилась на городской вокзал и купила билет до Прокопьевска. Еду к Юле.

Поездка прошла хорошо, но все были правы. В моём возрасте трудно переносить неудобства зимнего путешествия. Но всё же я рискнула, ехала в 48–50 градусов по Амурской дороге и Забайкалью. У Юли я тут же простудилась.

1 ноября

Вернулась домой после семи месяцев у Ксени. Маленький Алёша доставил много хлопот. Ксеня нервничает, мелочи её раздражают, иногда она злится. Мне было тяжело это наблюдать. Теперь она взяла няню, с восьми до пяти, няня немного странная. Всё-таки, если ничего плохого не приключится, от неё будет больше пользы, чем от меня. Я хочу отдохнуть. Иногда я думаю, имею ли я право отдохнуть, когда моя дочь так сильно устаёт, но ведь другие же люди отдыхают. Ездят в санатории, в дома отдыха.

Если буду жива, вернусь в Барнаул следующим летом. Но какие планы можно строить в 77 лет?

18 января 1961 г.

Чувствую себя лучше, продолжаю стареть. Хотела бы поехать в Свердловск снова, чтобы увидеть Юлю, Наташу и новую маленькую Юлю, четвёртую в нашей семье, – дочку Санчика.

25 января

Отправляю посылки, делаю подарки, читаю, даю бесплатные уроки и скучаю. Если бы могла только ещё читать! Глаза подводят. У Саши дела не очень хорошо. Юля пишет редко.

7 апреля

18 апреля я уезжаю в Магдагачи. Ксеня умоляет приехать раньше из-за отпуска няни. Мой отпуск, таким образом, тоже заканчивается. Что я выиграла, переехав в Хабаровск? Конечно, я набралась сил, но старость – это старость. Я думала, что смогу замедлить этот процесс, придерживаясь рациональной диеты, и на протяжении 2–3 месяцев чувствовала себя намного лучше, но затем здоровье стало ухудшаться. Всё те же симптомы, которые мне не дают покоя, возвращаются: усталость, апатия, спина, нога, хруст в шее, слабеет слух, зрение. Жить одной – и хорошо, и плохо. Можешь делать что пожелаешь и… не находить себе дела. Самое тяжёлое – это ослабление памяти, внимания и необходимость жить в отсутствие дружбы и любви. Любовь детей ко мне слишком поверхностна. Они, конечно, будут плакать, когда я умру. Когда мать умирает, взрослые дети плачут о своей молодости. О том, что им больше некому жаловаться.

Я закончила делать примечания ко второй части своих воспоминаний, попрошу Катю после моей смерти тоже отправить их в Свердловск. Какой долгой была жизнь, сколько в ней горя и как мало результатов! Дети, муж, изнурительная работа. Если бы только Андрей остался в живых… Он действительно любил меня.