Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916-1931 годы - Адам Туз

Когда 23 сентября 1922 года турецкий батальон на глазах у британских войск вторгся в нейтральную буферную зону, из Лондона поступил приказ немедленно направить туркам ультиматум с требованием отвести войска. Британия и националистическая Турция были на грани полномасштабной войны[1283]. Перспективы были пугающими не только из-за численного преимущества турок непосредственно на месте, но и потому, что за Ататюрком, как и за Германией в Рапалло, стоял Советский Союз. Тогда считалось, что Советы передали Ататюрку подводные лодки, способные прорвать позиции Королевского флота в Восточном Средиземноморье. 18 сентября британский флот получил приказ на потопление любого приближавшееся советского судна. Ситуация осложнялась тем, что неделей раньше греческая армия взбунтовалась против «прогерманского» короля, обвиняя его в анатолийской катастрофе. Это не было фашистским переворотом avant la lettre. Целью переворота было возвращение давнего союзника Ллойда Джорджа, прозападного премьер-министра Элефтериоса Венизелоса. Но это в корне противоречило воле греческих избирателей.

Никогда еще, вплоть до столкновения с Гитлером в вопросе о Судетах, Британия не была столь близка к вступлению в настоящую войну. Ллойд Джордж блефовал. Если бы началось сражение, Британия почти наверняка потерпела бы поражение[1284]. Неудивительно, наверное, что британский командир так и не передал по назначению резкий ультиматум. 11 октября 1922 года стороны заключили перемирие. Войну удалось предотвратить. Но спасти правительство было уже невозможно. Чуть больше чем через неделю неугомонные заднескамеечники-тори лишили Ллойда Джорджа поста премьер-министра, положив конец его 16-летнему пребыванию в кабинете министров. Ллойд Джордж оказался последним премьер-министром от либеральной партии в современной Британии. Основным приоритетом новое правительство тори считало скорейший выход из сложных внешнеполитических лабиринтов. После полугода мучительных переговоров удалось решить Восточный вопрос, и в июле 1923 года был подписан Лозаннский мирный договор[1285]. Планы разделения Анатолии по Лондонскому договору 1915 года и соглашение Сайкса – Пико 1916 года оказались окончательно забытыми. Франция и Британия урегулировали свои разногласия. Было создано национальное турецкое государство, ставшее единственной прочной основой с такими муками продолжавшегося процесса послевоенного урегулирования в Восточном Средиземноморье. Начиная с 1919 года греко-турецкий конфликт унес жизни 50 тысяч военных, десятки тысяч людей получили ранения. Потери среди гражданского населения в результате этнических чисток с обеих сторон исчислялись сотнями тысяч. Подписанный мирный договор создавал новый, не суливший ничего хорошего прецедент «обмена» полутора миллионов этнических греков на полмиллиона этнических турок.

Еще до кризиса в Чанаке британская дипломатия в Европе была на грани провала. Германия стояла на пороге дефолта, Франция испытывала серьезное давление со стороны США, и Лондон решился на последнюю попытку взять инициативу на себя. С нехарактерной для него поспешностью министр иностранных дел Артур Бальфур поставил свое имя под составленным в одностороннем порядке, но сопровождавшимся рядом условий предложением отказаться от всех финансовых претензий к бывшим союзникам, за исключением тех сумм, которые США требовали от Британии[1286]. Односторонний отказ Британии от претензий, о котором неоднократно говорили в 1920 и 1921 годах, мог быть воспринят как важный сигнал. Но в 1922 году ноту Бальфура сочли скорее попыткой манипулирования, чем великодушным предложением. Нота содержала требования в отношении Франции и обвинения против Америки. Она была отвергнута обеими странами[1287]. В январе 1923 года новое правительство консерваторов отказалось от дальнейшего поиска путей решения финансовых проблем, которые устроили бы всех. Оставив французам решать вопрос о репарациях, Лондон приступил к двусторонним переговорам о долгах с Вашингтоном. Британия в течение 62 лет выплатит Соединенным Штатам сумму в 4,6 млрд долларов при средней годовой процентной ставке, равной 3,3 %[1288]. Ежегодный платеж в сумме 160 млн долларов превышал расходы на обслуживание всего национального долга Британии в довоенные годы. Он был равен национальному бюджету на образование, двум третям расходов на флот, его хватило бы на то, чтобы в течение 62 лет построить жилье для всех обитателей трущоб в Соединенном Королевстве[1289]. Премьер-министр Эндрю Бонар Ло, у которого на войне погибли два сына, был настолько возмущен такими условиями, что отказался от участия в переговорах и пригрозил отставкой.

Эти условия, вызвавшие возмущение Лондона, были значительно мягче тех, которые содержались в общих направлениях, подготовленных комитетом Конгресса в начале 1922 года[1290]. Администрации Гардинга потребовалось приложить весьма значительные усилия, чтобы убедить Сенат согласиться с этим предложением. Что касается американской политики, то она соответствовала новому порядку, который формировался после того, как в Вашингтоне было подписано англо-американское соглашение о военно-морских силах. По выражению Гувера, решение вопроса о задолженности Лондона позволяло американской политике отделить Британию, «страну с высокой платежеспособностью и мирными намерениями», от политики, которой США намеревались следовать в отношении стран континентальной Европы (включая Францию), «обладавших низкой платежной способностью и продолжавших придерживаться военных методов»[1291].

Менее чем через неделю после потрясшего всех сообщения о сделке в Рапалло между Советами и Германией недавно созданная комиссия Конгресса по вопросам военных долгов направила в Париж официальный запрос о представлении плана платежей в погашение долга Франции перед США, составлявшего 3,5 млрд долларов[1292]. Три дня спустя, 24 апреля 1922 года, премьер-министр Пуанкаре выступал на митинге в своем родном городе Бар-ле-Дюк[1293]. При всем стремлении к союзу с Британией и Америкой, заявил он, Франция оставляет за собой право действовать против Германии и, если потребуется, применить силу. Летом Госдепартамент командировал в Европу Джека Моргана, надеясь, что частный заем поможет разрешить сложную ситуацию с выплатой репараций[1294]. Однако Пуанкаре отверг предложения банкиров[1295]. Без продвижения в вопросе выплаты долгов внутри Антанты не может быть никаких уступок в вопросе о выплате репараций. Морган не решился выступать в роли судьи. Возможно, Франция была права, предпочитая военные действия финансовой стабилизации Германии. Но в этом случае не может быть и речи о дальнейших кредитах. Американские инвесторы не будут «покупать себе сложности»[1296].