Введение в общую культурно-историческую психологию - Александр Александрович Шевцов

к существовавшей науке Коул описывает так: «В начале карьеры В.Дильтей допускал, что такой фундаментальной наукой может стать экспериментальная психология. Впоследствии, однако, он отказался от этой мысли, потому что чувствовал, что, пытаясь удовлетворить требованиям естественных наук <…> при определении причинно-следственных связей между элементами мышления, психологи изъяли мыслительные процессы из реальных отношений между людьми, которые только и придавали смысл этим элементам» (Там же, с.41).

Коул приводит тут действительное ключевое соображение Дильтея, которое по-настоящему, как кажется, мало кем из психологов и философов было понято. А именно требование «определять причинно-следственные связи между элементами мышления исходя из действительности отношений между людьми», пожалуй, можно считать одной из важнейших основ культурно-исторической психологии, в отличие от психофизиологии.

Об этой психологии конца прошлого века Дильтей говорит слова, которые полностью относятся и к русской психологии рубежа веков: «Современная психология – это разбухшее учение об ощущениях и ассоциациях. Великое могущество жизни разума выпадает из поля зрения психологии. Психология превратилась всего лишь в учение о формах психических процессов, поэтому она способна охватить лишь малую часть того, что мы повседневно испытываем как жизнь разума» (Там же, с.41).

Коул так описывает вклад Дильтея в становление психологической теории: «В.Дильтей предложил иной подход к психологическим исследованиям, подход, восходящий к предложениям Дж. Вико об изучении человеческой природы как исторически обусловленного феномена. В.Дильтей полагал, что объяснительная психология, поскольку она охватывает лишь часть психической жизни, должна быть подчинена социально-историческому подходу, который предполагает изучение людей в связи с их системами культуры и общества. Он назвал этот подход описательной психологией» (Там же).

Писать о Дильтее и особенно о его скрытых целях трудно. Он очень мало биографичен или личностен в тех работах, что были мне доступны. Впрочем, это, скорее всего, не случайность, а как раз выражение цели, правившей всей его жизнью. Хорошо чувствовавший его Мартин Хайдеггер в Кассельских докладах 1925 года дает такое его жизнеописание: «Жизнь Дильтея с внешней стороны лишена событий. Наличествует внутренняя жизнь и все то, что живо во всяком вопросе, какой задает философ. Все это может получать выражение в трудах, в сочинениях, которые согласно намерениям служат прежде всего деловому обсуждению определенных проблем. Представим себе сначала внешний очерк жизни, затем “духовный мир”, определяющие силы его духовной жизни, в заключение – труды.

Родился в 1833 году, сын пастора; изучал сначала теологию, затем философию и исторические науки – это 50-е и начало 60-х годов. В 1867 году приглашен на профессорскую кафедру в Базель, в 1871 году в Бреславль, в 1882 году в Берлин. В 1887 году избран в члены Академии. Умер в Тироле 1 октября 1911 года. <…> Дильтей не раз мечтал о существовании спокойном, не таком, как в Берлине. Он был не из тех, кто быстро справляется со своей работой, так что Академия наук по меньшей мере приневоливала его писать некоторые вещи, которых бы он в противном случае никогда не издал бы» (Хайдеггер, с.144).

«Духовный мир был для Дильтея настоящим существованием. Мы сначала рассмотрим внутренний рост и импульс, потом силы истории и современности, какие определяли его. Поначалу Дильтей был теологом, тем самым для него были даны определенные горизонты, а также открытость к существованию, – они и впоследствии оставались действенными в нем.

Теология сопрягалась с философией и историей – с историей христианства и его основополагающим фактом: жизнью Иисуса.<…> В борьбе между верой и знанием Дильтей занял позицию на стороне знания, посюсторонности.

Он отказывается от завершенности, от окончательных результатов, всегда и везде он довольствуется тем, что может начинать и брать пробы – только чтобы исследовать и “умереть в странствовании”. Однако из теологии он вынес существенные импульсы для разумения человеческой жизни и истории. Его страсть открыта для научного исследования человеческой жизни» (Хайдеггер, с.144–145).

Некоторую подсказку, почему Дильтей от теологии переходит к изучению действительной жизни людей и даже к психологическим исследованиям, пожалуй, дает комментарий А.В.Михайлова к выражению «жизнь Иисуса»: «здесь сам “основополагающий факт” христианства определен через самоуразумение немецкой (прежде всего протестантской) теологии XIX в., начиная с “Жизни Иисуса” Давида Фридриха Штрауса (1808–1874), где в центре внимания находилась реконструкция реальной жизни Иисуса (как протекала она “на самом деле” – потому что доверие к евангельским рассказам как таковым никак уже здесь не допускалось)» (Михайлов, с.195). Можно добавить к этому, что в Германии времен Дильтея это уж своего рода традиция – быть научно недоверчивым к общепризнанному и отрицать божественное. Это уже слишком уязвимо – принимать на веру то, что не проверено разумом и не соответствует требованиям науки. За этим видны требования набирающего силу сообщества ученых, в которое Дильтей перешел из сообщества теологов.

Очень показательны в этом отношении требования создателя феноменологии Э.Гуссерля к чистоте философии как науки, прекрасно разобранные Львом Шестовым. Мы еще обратимся к ним, когда будем говорить о научной парадигме начала XX века.

Очень сходные с гуссерлианскими метания можно обнаружить в то же время и у Вундта, который в предисловиях к своей «Системе философии» вовсю защищает право философа быть естествоиспытателем, то есть точным ученым.

Но прежде, чем перейти к разбору явной парадигмы Дильтея, в которой он заявляет свои научные позиции, закончим с тем, что скрывает его скрытую парадигму, с его «духовным миром», насколько это доступно. Путь, который предложил для этого Хайдеггер, кажется мне вполне возможным: если в жизни мыслителя мало внешних событий, его произведения могут рассматриваться ступенями его жизненного пути.

«Способ воздействия (на последователей – А.Ш.) зависел у Дильтея и от его манеры публиковать свои книги, – рассказывает Хайдеггер. – В свет вышло только два труда, причем каждый застрял на томе первом: “Жизнь Шлейермахера” и “Введение в науки о духе”. В остальном же он писал статьи, “материалы к…”, “идеи к…”, “опыты о…” – все предварительное, ничего законченного, все в странствии и в пути» (Хайдеггер, с.146).

Несколько слов о Ф. Э. Д. Шлейермахере (1768–1834), так занимавшем Дильтея. Как дает Философский словарь – это «немецкий теолог и философ. В тесной связи с немецким идеализмом и романтикой он создал имеющую протестантский уклон философию созерцающего мышления, связанного с Богом и миром. Смягчая идеалистические спекуляции Канта и Фихте, требовал обратить большее внимание на духовно-исторические реальности, однако не в изолированности, а в единстве с Целым и Вечным.<…> Человек включен в божественную природную связь, и поэтому между нравственным законом и законом природы нет никакого радикального различия» (ФЭС).

Сам Дильтей оценивает его творчество очень и очень высоко: «…крупномасштабное моральное учение, бесспорно философски наиболее зрелое учение того времени» (Дильтей, 1998,